Два берега - Стелла Чиркова Страница 46

Наташа грустно улыбалась. У нее никогда не было ни дорогой одежды, ни модной стрижки, ни хорошей косметики, ни мужского внимания. С раннего возраста ее дразнили «коровой», «жирдяйкой», «уродиной», никто не собирался за ней ухаживать — хотя бы дергать за косички и лупить портфелем, а на дискотеках она стояла у стенки, и даже в последнюю очередь ее не приглашали, а на ее робкие приглашения отвечали язвительными отказами — дескать, кто же с такой чучундрой танцевать пойдет. Мальчик, которого она безответно любила все школьные годы, вдруг проявил к ней интерес в институте, и Наташа, едва поверив своему счастью, летала на крыльях, расцвела, похорошела и даже как-то удостоилась комплимента старого знакомого: «Слушай, а что-то в тебе такое есть, чертовщинка какая-то». Готовила Наташа прекрасно, хозяйкой была отменной, поэтому превратила квартиру любимого в настоящий образец уюта и чистоты. После института она первым делом прибегала к нему и бросалась мыть-чистить-жарить-парить — мальчик с нерусским именем Иман обожал вкусно покушать и не выносил неаккуратности. Изредка он оставлял Наташу ночевать, но в основном провожал ее поздним вечером до автобусной остановки — и Наташа ехала в свое Подмосковье — полтора часа не так уж и много по сравнению со счастьем обрести любимого. Наташа мечтала о том, как они с Иманом поженятся и она родит мужу троих, а лучше — пятерых детей, будет сидеть дома и заниматься хозяйством, ждать его вечерами с горячим ужином и разводить цветы, чтобы квартира выглядела садом. Иман же станет отличным специалистом, руководителем, со временем — обязательно директором. Чтобы помочь будущему мужу стать директором, Наташа делала за него рефераты и курсовые, переписывала ему лекции (он посещал институт далеко не каждый день) и даже написала диплом (куда более интересный, чем свой, — он защитился на пять, и его работу хвалили как оригинальную и проработанную до деталей, ей поставили тройку с комментарием, что явно видно наплевательское отношение к делу). Наташа была счастлива, когда Иману торжественно вручили его красный диплом, и вместе с однокашниками веселилась на прощальной вечеринке. Именно на этой вечеринке и закончились ее мечты о свадьбе и белом платье. Подвыпивший любимый активно флиртовал с признанной королевой курса — крошечной, похожей на балерину, — и Наташа, тихонько подкравшаяся к парочке, услышала, как Иман уговаривает девушку поехать к нему ночевать.

Наташа не смогла сдержаться — разрыдалась прямо в кафе. Ее утешали девчонки, уверяли, что она просто недослышала или не так поняла, убеждали не лезть в бутылку и выяснять отношения, когда Иман будет трезвый и сможет отвечать за свои действия, но Наташа не послушалась. Девушка решительно направилась к Иману и спросила:

— Зачем она тебе? У тебя есть я. И это я буду у тебя ночевать.

Характер у Имана всегда был вспыльчивый. Ему случалось кричать на Наташу по пустякам, а потом, остыв, просить прощения, пару раз он даже бил девушку, когда выпивал, а наутро сильно раскаивался. На этот раз Иман не изменил себе, он дал Наташе пощечину, правда, не рассчитал сил, и она отлетела к стене, ударилась головой. Из носа побежала тоненькая струйка. Девчонки дружно ахнули, танцующие пары остановились и замерли в изумлении. Повисла мертвая тишина. В этой тишине Иман вполне отчетливо, трезвым голосом сказал:

— Отвали от меня, корова. Ты на себя посмотри — кому ты нужна такая. Радуйся, что столько времени держал тебя рядом, а теперь ты мне надоела.

После чего уверенно обнял за плечи новую пассию и ушел. Иман был мальчик красивый, восточного типа — невысокий, тоненький, смуглый, с огромными черными глазами и длинными ресницами — ему не приходилось подолгу уговаривать девушек. Кстати, идея жениться на русской, какая бы она ни была красивая, умная и хозяйственная, никогда не посещала его — не так его воспитывали, чтобы он взял в жены русскую.

Наташа очень долго была в депрессии — правда, такого умного слова она к себе не применяла — она просто чувствовала, что мир рухнул. Хорошо, что ее отец, пока не умер, пил запоями — Наташа видела, во что превращает человека алкоголь, — и искушения напиться у нее не возникало. Но себя она запустила окончательно — еще сильнее поправилась, перестала покупать нарядную одежду, влезла в кроссовки, забросила косметику, волосы вечно свисали неухоженными сосульками. Она работала в местной газете, а выходные просиживала дома и смотрела телевизор или писала рассказы — настолько слезливые и романтичные, что даже перечитывать их без отвращения не могла. Тем не менее один из них опубликовали в той самой газете — другие материалы, присланные читателями, оказывались еще хуже. Подруг у Наташи почему-то не осталось — сначала ей звонили, звали ее на дни рождения, вечеринки и просто встретиться, но она постоянно отказывалась, сама никому не звонила — и в результате телефон замолчал. А на работе Наташа ни с кем не общалась — она вообще плохо сходилась с людьми, хотя была хорошим, внимательным собеседником.

Так и дожила до двадцати шести лет неким гибридом старой девы и синего чулка, стала даже с тоски почитывать любовные романы и писать собственные вещички того же качества. Карьера Наташе не светила: несмотря на старательность и трудолюбие, она не умела подать себя, не была активной и амбициозной. Она погрузилась в некое подобие летаргического сна, когда каждый день похож на предыдущий, и все они одинаково серые и скучные.

Однажды Наташа в обычное время шла обычной дорогой от станции к дому, смотрела под ноги и думала о чем-то вязком, как туман. Когда откуда-то из-за угла вынырнули три темные фигуры, она даже не сбилась с шага. А подростки направились прямо к ней.

— Эй, тетка, — развязно сказал самый высокий прерывающимся голосом, — давай деньги, уйдешь живая.

Наташа изумленно смотрела, как он достает из кармана нож, а самый маленький мальчишка крутит в руках толстую цепь. Нереальность происходящего прямо на улице далеко не маленького города, в восемь часов вечера, при свете фонарей мешала Наташе что-то предпринять.

— Давай быстрее, отмороженная! — выкрикнул подросток и добавил несколько непечатных ругательств.

Девушка очнулась и громко завизжала на одной ноте, перекрывая голоса грабителей, требовавших заткнуться и отдать деньги по-хорошему, пока ее не закопали под кустиком.

Наташе казалось, что она орет целую вечность, горло свело судорогой, но вдруг быстрым шагом приблизился незнакомый мужчина и, шикнув на ребят, разогнал их.

— Вот и все, не бойся, — повернулся он к Наташе, — это просто мелкая шпана. Меня Толиком зовут, а тебя?

— Наташа.

— Вот и прекрасно. Наташ, давай отметим наше знакомство? Пойдем, что ли, в кафешку?

Потерявшая всякую опору под ногами девушка согласилась. Она только попросила, чтобы Толя подождал, пока она отнесет домой пакеты с продуктами и переоденется. Толя охотно проводил ее до подъезда и уселся на лавочке, а Наташа с судорожно бьющимся сердцем искала свое нарядное платье и яркую помаду.

Назвать ее спасителя красивым могла бы только слепая от рождения особа. Толик был невысоким, коренастым, с короткими кривоватыми ногами и явно намечающейся проплешинкой. Грубоватые черты лица, маленький низкий лоб и выступающий подбородок делали его похожим на киношного бандита или мента. Тем не менее Наташа справедливо рассудила, что с лица воду не пить: красивый Иман пользовался ею больше трех лет и вместо благодарности отделался от подруги, как только она перестала быть нужна, при этом бил, ругался, ни разу не сделал подарка, не принес букетика цветов, а некрасивый Толя в первые же минуты знакомства спас от грабителей и пригласил в кафе.