Угрозы любви - Дженнифер Эшли Страница 46

Остин был при полном параде — воротничок и шарф, синяя куртка с капитанскими планками на плечах, кожаные перчатки и высокие начищенные до блеска сапоги. Он резко отличался от того красивого мужчины, который этой ночью склонялся над ней, впиваясь в ее губы страстными поцелуями. И его волосы сейчас блестели от бриллиантина, а хвостик был аккуратно перевязан ленточкой.

Капитан медленно пересек комнату. Подошел к девушке и вырвал бумаги из ее онемевших пальцев. Затем осторожно сложил страницы и сунул их в карман куртки.

— Остин, что это такое?

Его взгляд был твердым как сталь.

— Это — опасность.

— Не понимаю.

— Ты их читала, — сказал он утвердительно.

— Но это просто список имен.

Он посмотрел на нее, как кошка на мышь. Эванджелина облизнула пересохшие губы.

— Джордж Уиттингтон… Он кузен лорда Рудольфа Уиттингтона? Нашего лорда Рудольфа?

— Не знаю.

— Ты его спрашивал?

— Нет. — Остин уперся кулаками в стол. — И ты не спрашивай. Ты никому не назовешь имена, которые увидела в этом списке. Ни словом не обмолвишься.

— Почему?

— Потому что я прошу тебя об этом.

Капитан отвернулся, собираясь уйти.

— Остин…

Он остановился и медленно повернулся к ней. Под его пылающим взглядом нервы Эванджелины напряглись до предела.

— Если ты хочешь приказать мне чего-то не делать, я должна знать почему.

Его лицо словно окаменело.

— Ты сделаешь это, потому что я прошу тебя как человек, который станет твоим мужем.

— Но пока ты еще не мой муж.

Он стиснул зубы, едва сдерживая гнев.

— Пойми, Эванджелина, опасно знать об этих бумагах. И не важно, знакомы тебе эти имена или нет. Поклянись, что не будешь говорить об этом ни с кем.

Она еще никогда не видела у Остина такого взгляда. Он смотрел на нее очень серьезно, и она почувствовала: он просит ее не просто так.

— Обещаю. Клянусь.

— Мы поженимся, как только придем в порт.

— Да?..

— Да, ты выйдешь за меня, а не за этого беспутного англичанина.

В этом вопросе, однако, она могла возразить ему.

— Я не считаю его беспутным. Он джентльмен. Всегда вежливый и почтительный.

Остин вскинул подбородок.

— Ты выйдешь за меня, Эванджелина?

— Да.

Выражение его лица стало еще более жестким.

— Рад, что ты согласна.

— Ну… я ведь вынуждена сделать это, правда? Я теперь падшая женщина.

Глаза у него заблестели, в них блеснула насмешка.

— Ты будешь падшей женщиной, если не выйдешь замуж за меня.

— Я это и имела в виду.

Остин тяжело вздохнул. Потом протянул ей свою крепкую руку:

— Идем со мной.

— А куда? — Она боялась встречи с матросами, а также с мистером Сьюардом и лордом Рудольфом.

— В тюрьму.

Эванджелина отпрянула:

— Нет, Остин. Я обещаю, что ни слова никому не скажу про список. Можешь запереть меня в моей каюте, если хочешь, только не бросай меня в клетку, пожалуйста.

— Черт побери, о чем ты там бормочешь?

— Я не хочу в тюрьму!

Он снова протянул ей руку.

— Я не собираюсь запирать тебя там. Мы идем повидать Олбрайта.

Она тяжко вздохнула:

— О, кстати… а почему мистер Олбрайт в тюрьме, в клетке? Разве преступление — прыгать за борт?

Остин насупился:

— Клетка, говоришь?

— Да, конечно… Разве у тебя в тюрьме нет клеток?

Капитан усмехнулся:

— Ты начиталась глупых романов. Идем!

Эванджелина обошла стол и взяла его за руку. Ладонь Остина была мозолистая и твердая. И он сам был такой же — жесткий и суровый, огрубевший за годы пребывания в море и от трудностей, которые она, Эванджелина, даже вообразить не могла. И этот мужчина станет ее мужем, человеком, который будет направлять ее, вести, командовать ею…

Но она не могла решить для себя, огорчает ее это или радует.

Остин открыл перед ней дверь, и она, подобрав юбки, выскользнула из каюты.

— Ублюдок! Проклятый предатель!.. — кричал Олбрайт, вскинув руки в наручниках.

Эванджелина побледнела. Остин же схватил парня за ворот и швырнул на пол.

— Не ругайся при леди. Отвечай на мой вопрос. Кто тебя послал?

— Иди к черту!

— Я уже там побывал. Теперь меня этим не испугаешь.

Олбрайт закрыл глаза. Казалось, молодой человек уже пришел в себя после того, как чуть не утонул, и по его сжатым кулакам было видно, что он полон сил.

Остин приказал держать его отдельно от остальных бунтовщиков. Парень сидел в углу, образованном переборкой и ящиками с грузами. Его приковали к стене, но цепь была достаточно длинная, чтобы он мог лежать и добраться до ночного горшка, стоявшего в другом углу. Толстый слой соломы покрывал пол, и ему дали одеяло.

— Сколько тебе лет? — спросил капитан.

Олбрайт искоса взглянул на него:

— Шестнадцать.

— Значит, во время войны ты был еще мальчиком. Ты ее не помнишь.

— Но я помню, как мой отец ушел на войну и не вернулся.

Эванджелина всхлипнула, на ресницах у нее заблестели слезы.

— Выходит, тебя возмущали те, кто вернулся домой?

— Мой отец погиб из-за глупости! Если бы эти проклятые джентльмены из Филадельфии не решили начать войну, мы все жили бы мирно. Как англичане.

— Мы и живем мирно. Наконец-то. Или ты хочешь, чтобы все началось сначала из-за твоего проклятого высокомерия? — Остин поставил Олбрайта на ноги, но продолжал настойчиво вглядываться в лицо молодого человека. — Я видел, как рядом со мной гибли люди, разорванные в клочья пушечными ядрами. Я видел, как они тонули, как горели. И я ни за что не хочу снова увидеть это. А если парни из Филадельфии захотели сражаться за славное дело, то чем же это отличается от того, чего хочешь ты? Ты так стремишься к идеалу, что не можешь представить себе реальную действительность — умирающих солдат и молодых парней, чьи отцы уходят и не возвращаются. Вот это я и хочу предотвратить. Скажи мне, кто тебя послал?

Олбрайт облизнул пересохшие губы.

— Нет, ни за что.

— Пытки — вещь плохая, парень, но я знаю, что они хорошо развязывают язык.