Сила соблазна - Майя Родейл Страница 46

О, боже милостивый… вот она, романтика!

Аннабел закрыла глаза, забыв о бальном зале за спиной и льющемся сверху лунном свете.

Исчезло все. Остались только губы Найтли: горячие, требовательные, ищущие.

За сомкнутыми глазами Аннабел вспыхивали искры, ее трясло от возбуждения, угрожавшего поглотить ее, если только…

Может, он целует ее, потому что она завела разговор, который ему не хочется продолжать, и он пытается заткнуть ей рот? Или он тоже охвачен страстью? Что означает этот поцелуй? Какого дьявола она не может просто наслаждаться? Как остановить поток мыслей?

Найтли слегка отстранился, сжал ее голову ладонями, запутался пальцами в массе локонов. Он испортит ей прическу!

Но ей все равно!

Найтли смотрел ей в глаза, такие голубые, даже в лунном свете.

— И чтобы все было ясно, Аннабел, — сказал он спокойным уверенным тоном, каким обычно раздавал распоряжения и констатировал факты. — Я целую вас, потому что так хочу. Не для того, чтобы помешать вам говорить. Не для того, чтобы замять разговор. И сейчас вам не следует о чем-то думать.

— Откуда вы узнали, что…

— Я изучаю вас, Аннабел, познаю, — пояснил он с понимающей улыбкой, и она спросила себя, есть ли на свете слова более волшебные, чем эти. «Я изучаю вас, Аннабел. Познаю».

— Лучше просто наслаждаться, потому что я долго боролся с собой из-за этого, и хотел бы по-настоящему насладиться победой.

Его губы были твердыми, намерения — ясными. Аннабел не могла и подумать, что поцелуй был случайностью, или что его свел с ума лунный свет.

Могло ли что-то значить больше, чем руки Найтли, обнимавшие ее, возносившие в рай, о котором она мечтала?

Поцелуй стал крепче. Он безмолвно требовал, чтобы она приоткрыла губы. И Аннабел ответила с готовностью, рожденной годами желания и одиночества. Она обняла его тоже, удерживая не только мужчину, но и это мгновение. Она так долго мечтала об этом.

Но реальность оказалась лучше. Она ощущала его вкус. Позволила ему узнать свой. Каждое прикосновение все сильнее разжигало в ней пламя. Медленно усиливавшийся жар, собравшийся в желудке и распространявшийся по всему телу. Краем сознания она чувствовала его возбужденный член, упиравшийся ей в бедро. Щеки горели, и этот румянец разливался по коже, и она горела в этой восхитительной лихорадке.

— О, Дерек, — выдохнула она.

Он столько всего должен узнать: о ее любви к нему, этом раскаленном, мучительном желании, которое он пробуждал в ней, настолько, что она хотела делать с ним все… но слова не шли с языка. У нее хватило сил только выдохнуть его имя.

Что она и сделала.

Найтли поймал этот вздох губами и понял все невысказанные мысли и чувства, которые этот вздох передавал. Как глубоко он чувствовал ее вздохи!

Он впервые в жизни ощущал себя таким желанным, и мог только наслаждаться всеми мгновениями, прошедшими после изменившего сердце и душу поцелуя.

И не было нужды соблазнять, производить впечатление, побеждать. Просто нужно было целовать ее, словно в первый и последний раз.

Дерек пытался мыслить связно, но логика исчезла, оставив одну лишь мысль: никто не будет целовать его так страстно, как Аннабел. Ни одна женщина, кроме Аннабел, не выдохнет его имя. А если и выдохнет, это ничего не будет значить. Но их поцелуй что-то значит. Что? Он понятия не имел. Зато отчаянно хотел прижаться губами к тому месту, где грациозная шея Аннабел переходила в плечо.

Поэтому он прижался к нежной коже. Она что-то восторженно пробормотала.

Найтли чувствовал себя королем.

Зарылся пальцами в ее волосы. Ласкал изгиб бедра. Опустил руки пониже и прижал ее к себе.

В Аннабел было что-то, требовавшее деликатного обращения, и он сдерживался, в тысячу раз острее ощущая каждое легкое прикосновение, каждый вздох.

Найтли хотел ласкать ее. Повсюду. Без этого шелкового платья. Вообще без ничего… но у него хватило здравого смысла вспомнить, что они на балу. Что кругом люди. Нужно немедленно остановиться.

Только он не хотел.