Леди-наследница - Алисса Джонсон Страница 46

На следующее утро Уиннифред стояла перед таверной и наблюдала за Гидеоном, присматривающим за тем, как в карету впрягают лошадей. Фредди с наслаждением втянула в себя холодный утренний воздух и улыбнулась. Она вновь чувствовала себя нормально… даже лучше. Значительно лучше. В сущности, она чувствовала себя бодрой и полной сил.

Это было так странно. Она легла спать, переживая из-за своей размолвки с Гидеоном, а проснулась в таком прекрасном настроении, что безо всякого труда справилась со своими тревогами так, как часто делала… отмахнувшись от них.

Гидеон не сердился на нее, когда она уходила. И она больше не сердится. А остальное со временем разрешится.

Все казалось таким простым. Что, если честно, было немножко странно.

Как это может быть, что тело все еще борется с остатками слабости, а душа буквально воспарила? Уиннифред как раз размышляла над этим, когда Гидеон через двор направился к ней. Тогда она стала размышлять, как ей нравится наблюдать за Гидеоном, направляющимся через двор к ней.

Он должен бы казаться неуклюжим или менее мужественным из-за своего увечья, но почему-то не кажется. Он двигался с неожиданной грацией и безошибочной уверенностью человека, не сомневающегося в своем физическом совершенстве. Она понаблюдала, как скульптурные мышцы бедер бугрятся под плотно облегающей тканью брюк, потом позволила взгляду скользнуть вверх, к его широкой груди, увидела, как быстро поднимаются и опадают сильные плечи, когда он опирается на трость.

О да, все в Гидеоне говорило о его необычайной физической силе. И все это удивительно действовало на нее.

— Чувствуете себя лучше? — поинтересовался Гидеон, подходя к ней.

— Намного, спасибо. — Позабавленная направлением своих мыслей — но куда меньше горячей краской на щеках, — Уиннифред сцепила руки за спиной и покачалась на носках. — Знаете, вы были правы. Утро вечера мудренее. Воистину так. Я чувствую какую-то беспричинную радость. Это так странно.

Он склонил голову набок.

— Вы раньше не болели, да?

— Ну, у меня были простуда и легкое недомогание по дороге в Шотландию. А что? — Она перестала покачиваться, ей в голову пришла ужасная мысль. — Эта эйфория — симптом чего-то более серьезного?..

— Нет! — со смехом ответил он. — Просто признак выздоровления.

— Ох. — Как замечательно. — И долго она длится?

Он перевел взгляд на карету, потом снова на Уиннифред.

— Боюсь, что нет.

— Значит, буду наслаждаться ею, — решила она.

Он усмехнулся и кивнул:

— Пойду приведу Лилли.

Час спустя Уиннифред отметила, что Гидеон оказался прав и насчет кратковременности ее эйфории. С каждым покачиванием кареты еще одна частичка ее хорошего настроения ускользала прочь.

Уиннифред снова ехала на козлах, и хотя находила движение кареты неприятным, однако много что отвлекало ее от этого неудобства, и ей было невдомек, почему вообще кто-то может хотеть ехать внутри. Вокруг столько всего интересного, а узкий обзор пейзажа из окна кареты, да еще почти закрываемый верховым, не сравнить с великолепным видом, открывающимся с высокого сиденья. Более того, Гидеон снова решил составить Уиннифред компанию и развлекал ее рассказами о своих путешествиях и юности. И все это, по его собственному признанию, он щедро приукрашивал для пущей драматичности. Уиннифред была в восторге от этого. Она была в восторге от него. Никогда еще не встречала она человека, способного рассмешить ее и тут же заставить мечтать, потом заинтриговать и сразу же раззадорить.

Но самым непривычным для нее была забота кого-то сильного. С Лилли это всегда было товарищество и взаимопомощь. Но с Гидеоном Уиннифред чувствовала себя… защищенной. Не было иного слова, иного способа описать, что она чувствовала, уютно приткнувшись у него под боком, под защитой этого большого и сильного мужчины. Когда карета слишком сильно раскачивалась, он придерживал Уиннифред сильными руками, и тепло его тела проникало сквозь ее накидку и платье, согревая кожу, прогоняя холод.

Фредди всегда считала себя человеком независимым, способным позаботиться о себе. Но приходилось признать: это такое утешение, даже некое ощущение свободы — знать, что она может рассчитывать на Гидеона. Так приятно сознавать, пусть даже и ненадолго, что ей не надо быть сильной.

Но даже частых остановок, которые они делали, отвлекающей красоты пейзажа и общества Гидеона было недостаточно, чтобы полностью избавить Уиннифред от недомогания. Ко второй половине дня ее беспокоила постоянная ноющая боль в животе, а руки и ноги отяжелели. Она старалась не дать себе уснуть, помня, что говорил Гидеон об опасности слишком долго не смотреть на дорогу, но мало-помалу голова свесилась на грудь, и Уиннифред уснула.

Проснулась она сама, медленно и с неприятным ощущением, будто кто-то затолкал ей в рот шерстяное пальто. Окончательно проснувшись, она поняла: точнее было бы сказать, что она приложилась к пальто ртом.

И обслюнявила Гидеона.

Она так резко дернула головой, что шее стало больно.

— Простите! Ох, простите ради Бога…

Ох, какой стыд.

— Да ничего, — заверил он с дразнящей улыбкой. — Это было вполне милое зрелище.

Уиннифред застонала и провела рукой по подбородку.

— Почему вы меня не разбудили?

— Не было причин. Вы спали меньше получаса.

— Моя гордость — причина более чем достаточная. Теперь она повергнута в прах, — проворчала Уиннифред.

— Так чего тогда о ней беспокоиться?

— Вам легко говорить.

Его достоинство не капало изо рта на протяжении последних нескольких миль.

— Вы преспокойно шутите насчет мужчин и овец, но стоило вам чуть-чуть пустить слюнки, и вы тут же краснеете. Вы загадка, Уиннифред.

— Ну и видок у этой загадки, — проворчала она.

Одежда ее помялась и перекрутилась, шляпа съехала набок, а выбившиеся пряди лезли в глаза. Головная боль уже начала стучаться в виски, и тошнота накатывала неумолимыми волнами.

Гидеон снял с себя пальто и укутал им плечи Уиннифред.

— Скоро мы остановимся на ночлег.

Она не замерзла, но пальто пахло им, и это было так успокаивающе. Уиннифред благодарно улыбнулась.

— Еще рано останавливаться. Едва перевалило за полдень.

— Почти два. — Он указал на плотную серую стену облаков на горизонте, которую Уиннифред не заметила. — И скоро будет дождь.

Не просто дождь, подумала Уиннифред, а гроза. Уже слышался тихий, отдаленный рокот грома, и тяжелые завесы дождя, протянувшиеся из туч, через несколько минут грозили смыть дорогу и все на своем пути.