В погоне за счастьем - Дуглас Кеннеди Страница 46

Кто-нибудь обязательно встретится и изменит твое решение.

Не допущу. Любовь — это игра для дураков.

И я действительно так думала. Потому что самое печальное во всей этой истории было то, что она полностью лишила меня воли и разума, до такой степени, что я не могла думать ни о чем, кроме как об объекте своей безумной страсти. Моя героиня Хана выходит из ночи случайной страсти, испытывая чувство потери — но одновременно и с осознанием того, что она способна любить. Теперь я тоже это знала… и это не давало мне покоя. Потому что сейчас я понимала, что на самом деле влюбилась не в Джека Малоуна Я влюбилась в образ Джека. Я влюбилась в любовь. И я поклялась себе больше никогда не совершать таких ошибок.

Я упаковала чемодан и пишущую машинку и отправила их пароходом до Нью-Йорка. Напоследок прошлась по пляжу Попхэм-бич. Рут настояла на том, чтобы отвезти меня на вокзал. Мы обнялись на платформе.

Я рассчитываю получить экземпляр твоего произведение когда оно будет опубликовано.

Его никогда не опубликуют, — сказала я.

Сара, совсем скоро ты начнешь любить себя.

Я провела чудесную неделю в Бостоне. Мардж Кенникотт жила в очаровательной квартирке в Бэк-Бэй. У нее были довольно милые друзья. Идеальный жених по имени Джордж Стаффорд-младший, наследник семейной брокерской фирмы. Как всегда, Бостон оказался приятным симпатичным городом — опрятный, снобистский, скучный. Я отчаянно сопротивлялась настойчивым попыткам Мардж познакомить меня с достойными холостяками. Я ничего не рассказала ей о том, что привело меня в Мэн на семь недель. После семи дней аскетического аристократизма Бостона я мечтала о шумной суматохе и безалаберности Манхэттена. Tax что, оказавшись в поезде, следовавшем до Пенсильванского вокзала, я испытала облегчение.

Накануне отъезда из Бостона я позвонила Эрику. Он сказал, что будет на работе и не сможет меня встретить, но вечером мы обязательно поужинаем «У Люхова».

Ты получил конверт, который я тебе послала? — нервно спросила я.

О да, — ответил он.

И?..

Скажу, когда увидимся.

На пороге моей квартиры высилась гора почты. Я просматривала ее, уже не рассчитывая на весточку от Джека. Мои ожидания оправдались. Правда, было письмо из департамента срочнослужащей персонала, в котором меня информировали о том, что лейтенант Джон Джозеф Малоун ныне расквартирован в штабе союзного командования в Англии. Был приложен и почтовый адрес, по которому с ним можно связаться.

Я прочитала письмо всего один раз. И тут же бросила его в мусорную корзину, думая о том, что от ошибок лучше избавляться сразу.

В почте оказалось еще одно письмо, которое сразу же привлекло мое внимание — потому что отправителем на конверте значился журнал «Субботним вечером/Воскресным утром»: популярное издание, с которым я никогда не сотрудничала и где у меня не было никаких знакомых. Я надорвала конверт. Достала письмо.

28 апреля 1946 года.

Уважаемая мисс Смайт!

Я рад сообщить, что ваш рассказ «Увольнение на берег» принят для публикации в журнале «Субботним вечером/Воскресным утром». Предварительно я запланировал его в наш первый сентябрьский номер этого года, и вам как автору будет выплачен гонорар в размере 125 долларов.

Хотя мне бы хотелось опубликовать рассказ без сокращений, у меня есть пара редакторских предложений, которые мы могли бы с вами обсудить. Пожалуйста, позвоните моему секретарю в любое удобное для вас время, чтобы согласовать дату.

Я рад, что ваш рассказ будет опубликован в нашем журнале, и надеюсь на скорую встречу.

Искренне ваш,

Натаниэл Хантер,

литературный редактор.

Даже спустя три часа — когда я потягивала шампанское с Эриком «У Люхова» — я все еще пребывала в шоке.

Постарайся выглядеть довольной, ради всего святого, — взмолилсяЭрик.

Я довольна. Но я все-таки потрясена тем, что ты все это провернул.

Как я уже тебе сказал, ничего я не проворачивал. Я прочитал рассказ. Рассказ мне понравился. Я позвонил своему старому приятелю по Колумбии, Нэту Хантеру, и сказал ему, что только что прочитал рассказ, который мне показался идеальным материалом для его «Субботы/Воскресенья»… и к тому же рассказ написан моей сестрой. Он попросил меня прислать рукопись. Ему тоже понравилось. Он его опубликует. Если бы мне не понравился рассказ, я бы ни за что не послал его Нэту. И если бы Нэту рассказ не понравился, он бы не стал его публиковать. Так что твое произведение одобрено без всякой протекции. Я ничего не проворачивал.

Однако без твоего вмешательства мне было бы не подобраться к литературному редактору.

Что ж, добро пожаловать в реальный мир. Я потянулась к нему и крепко сжала его руку.

Спасибо тебе, — сказала я.

Весьма польщен. Но послушай, рассказ-то все-таки хорош. Ты, оказывается, можешь писать.

Ну тогда сегодняшний обед за мой счет.

Чертовски приятно.

Я скучала по тебе, Эрик.

Я по тебе тоже, Эс. Но ты выглядишь значительно лучше.

Мне и правда лучше.

В общем, как новенькая?

Мы чокнулась бокалами.

Абсолютно, — сказала я.

На следующее утро я позвонила в редакцию журнала «Субботним вечером/Воскресным утром». Секретарь Натаниэла Хантера была сама любезность и сообщила, что мистер Хантер с удовольствием пригласит меня на ланч через два дня, если позволит мой рабочий график.

Мой рабочий график позволит, — ответила я, придав своему голосу оттенок пресыщенности.

Я позвонила и Леланду Макгиру в «Лайф». Его помощница сняла трубку и попросила меня подождать на линии, услышав о том, что я хочу переговорить напрямую со своим бывшим боссом. Вскоре ее голос вновь зазвучал в трубке:

Леланд просил передать, что он рад твоему возвращению в Нью-Йорк. Он свяжется с тобой, как только у него появится задание для тебя.

Этого ответа я ожидала. Теперь я знала наверняка, что через несколько месяцев на порог моей квартиры ляжет уведомление об увольнении. Но с гонораром в 125 долларов я смогла бы протянуть еще месяц после этого. И может, за это время мне бы удалось убедить этого Нэта Хантера дать мне какое-нибудь журналистское задание.

Разумеется, я нервничала перед предстоящим ланчем с мистером Хантером. К одиннадцати утра я уже устала мерить шагами свою крохотную квартирку и решила убить оставшиеся полтора часа, пройдясь пешком до офиса «Субботы/Воскресенья» на углу Мэдисон и Сорок седьмой улицы. Я закрывала за собой дверь, когда увидела поднимающегося по лестнице мистера Коксиса с пачкой писем в руке.

Почта сегодня рано, — сказал он, вручая мне почтовую открытку и направляясь дальше по коридору, разбрасывая конверты по коврикам соседей. Я уставилась на открытку. Хотя марка была американской, на ней стоял штемпель «Армия США/Американская оккупационная зона, Берлин». У меня вдруг скрутило живот. Я быстро перевернула открытку. На оборотной стороне было написано всего два слова: