Если он грешен - Ханна Хауэлл Страница 45

— Я думаю, Пол говорит такое, потому что ему нравится всех шокировать, — сказал Эштон.

— Ха! — Леди Мэри сняла перчатки, шляпу и плащ и положила все это на стул возле камина. Кивнув в сторону кровати, спросила: — Значит, это и есть леди Пенелопа? И в нее действительно стреляли? — Эштон кивнул, и леди Мэри с удивлением пробормотала: — Неужели она одна заботится обо всех этих мальчиках?

— У нее есть еще два брата, шестнадцати и четырнадцати лет, а также Дариус, ему тринадцать. И все трое ей помогают. — «Только бы мать не узнала, что старшие мальчики шпионят в борделе», — подумал Эштон. — И еще у мальчиков есть гувернер, Септимус Вон. Мне кажется, он совсем недавно закончил Оксфорд.

— А как насчет миссис Стак?

— Она иногда помогает по хозяйству, но в доме не живет. Эта женщина могла бы ухаживать за Пенелопой, но у нее на руках больная дочь и шестеро внуков. То есть ей есть о ком заботиться. Когда она не находит времени, чтобы сюда прийти, то передает еду с кем-нибудь из своих внуков.

— Слишком уж тяжкий груз лежит на плечах этой девушки, — заметила леди Мэри. — Ее родственникам должно быть стыдно. Когда ты сказал мне об этом первый раз, мне и в голову не могло прийти, что она одна управляется со всей этой стаей.

— Полностью с тобой согласен. Родственникам ее должно быть стыдно. Они могли бы по крайней мере нанять ей кого-то в помощь.

— Как давно у нее жар?

— С того вечера, когда в нее стреляли.

— Понятно. Я принесла тебе и Алексу кое-какую одежду. И себе — тоже.

— И себе? — удивился Эштон.

— Разумеется. Я пришла, чтобы помочь вам ухаживать за ней.

— Но, мама…

Леди Мэри подошла к сыну и похлопала по плечу:

— Ей нужна женская забота. Подумай о том, как неловко ей будет, когда она, придя в себя, обнаружит, что только ты был рядом. А ведь она сейчас слишком слаба даже для того, чтобы сходить по нужде.

Эштон со вздохом кивнул. Ему нечего было возразить.

— Но все-таки, мама, мне кажется…

— Не волнуйся, все будет в порядке, — перебила его леди Мэри. — К тому же вам всем хватит работы — и тебе, и старшим мальчикам. А вот и наш чай… — сказала она, улыбнувшись Алексу, вошедшему в комнату с подносом.

Эштон отошел от постели Пенелопы и вместе с матерью и братом сел пить чай. По поводу прихода матери он испытывал смешанные чувства. Конечно, хорошо, что женщина сможет позаботиться о таких вещах, как интимная гигиена, но все-таки ему хотелось находиться рядом с Пенелопой круглые сутки — словно только он сам мог отогнать от нее смерть.

Пока они пили чай, Эштон рассказывал матери о Пенелопе и ее родственниках, в том числе и о слухах, ходивших об Уэрлоках и Бонах. Он сам удивился, что так много ей сообщил, и ему было очень трудно не рассказать заодно и о том, что произошло между ним и Пенелопой. Леди Мэри обладала поразительной способностью вытягивать информацию, и Эштон пожалел, что ей нельзя поучаствовать в расследовании, которое вели его друзья. Но не мог же он подвергать столь серьезной опасности собственную мать…

— Ты уверена, что тебе следует этим заниматься? — спросил Эштон, когда мать велела ему принести письменные принадлежности и бумагу, чтобы составить список всего, что ей понадобится для ухода за Пенелопой.

— Разумеется, уверена. Ведь ее лихорадка не заразная.

— Да, я знаю. Но работа сиделки очень утомляет.

Мать промолчала и принялась составлять список всего необходимого, причем список этот оказался очень длинным. Передав Алексу листок, она сказала:

— Пусть мальчики принесут мне все, что я здесь перечислила. — Взяв листок, Алекс ушел, а леди Мэри обратилась к старшему сыну: — У меня шестеро детей, дорогой. И если учесть все ваши болезни и недомогания, все ваши ушибы, переломы и порезы, то меня вполне можно считать очень опытной сиделкой. Однако я думаю, что мне все же стоит послать за тетей Онорой.

— Может, тетя Сара лучше бы для этого подошла? Она сильнее и… ну… рассудительнее.

— Совершенно верно. И потому ей лучше оставаться там, где она может держать твоих сестер и брата в узде. А Онора — очень хорошая сиделка, Эштон. Она вытащила меня с того света, когда у меня началась лихорадка, после того как я родила Александра. — Леди Мэри встала и подошла к кровати. — Кто тот доктор, что обработал рану? — спросила она, отвернув одеяло.

Затем сняла повязку и тщательно осмотрела простреленное плечо Пенелопы.

— Доктор Прайн.

— Роджер Прайн?

Эштон пожал плечами:

— Я не знаю его имени. Высокий крупный мужчина. У него седеющие волосы и грубоватая манера говорить. Ты думаешь, что знаешь его?

— Судя по твоему описанию, я очень хорошо его знаю. Моя давняя школьная подруга вышла за него замуж. — Леди Мэри вздохнула: — К сожалению, она умерла. Печально, конечно. Ей было всего тридцать пять. Кажется, у нее было слабое сердце. Так что он говорит по поводу раны и лихорадки?

— Рана не смертельная, но лихорадка может ее убить. Он оставил рецепт чая из ивовой коры и велел мне протирать ее прохладной водой. Больше ничего.

Леди Мэри снова забинтовала Пенелопе плечо.

— Увы, больше ничего и не сделаешь. Не переживай так, дорогой. Я не знаю эту девушку, но мне кажется, что она достаточно сильная для того, чтобы справиться с болезнью. Только сильная женщина может присматривать за десятью мальчишками. А теперь я хочу, чтобы ты ответил мне на несколько вопросов.

Для Эштона этот допрос стал настоящим испытанием. Леди Мэри расспрашивала о Пенелопе, и некоторые ее вопросы касались весьма интимных подробностей, так что Эштон в какой-то момент даже поймал себя на том, что краснеет как школьник. И действительно, одно дело — ухаживать за женщиной, когда она без сознания, и совсем другое — говорить об этом. Когда же мать приказала ему пойти куда-нибудь отдохнуть, он с легким сердцем подчинился, так как знал, что Пенелопа — в надежных руках. Более того, он нисколько не сомневался в том, что они спасут Пенелопу, — он просто не мог себе позволить думать иначе.

Пенелопа тихонько вздохнула и поморщилась. Все тело ужасно ныло и болело. Но что же с ней случилось до того, как она оказалась в постели? И почему она совсем одна? Почему Эштон не спит рядом с ней? Неужели она проспала его уход?

Внезапно воспоминания о событиях в парке нахлынули на нее потоком, и Пенелопа едва не вскрикнула. Неужели кто-то стрелял в нее?! Она зажмурилась и попыталась прислушаться к своим ощущениям. Плечо болело, но боль была ноющей, не острой. Хотя она подозревала, что ей станет очень больно, если шевельнуть рукой. Причем болело не только плечо, но это, очевидно, потому, что она сильно ударилась, когда падала на землю.

Прошло некоторое время, и Пенелопа вдруг почувствовала сильнейшую жажду. Ощущение было такое, словно рот ей набили ватой. Зловонной ватой. Внезапно ей очень захотелось прополоскать рот и почистить зубы. Она была уверена, что почувствует себя много лучше после этого.