Неотразимый дикарь - Тереза Медейрос Страница 45

— Мой портной никогда тебе этого не простит, — проговорил Коннор, когда рубашка распахнулась.

— А ты? — прошептала Памела, любуясь его мускулистым торсом. Потом ее пальцы пробежали по его груди и скользнули ниже, лаская напряженные мышцы. — Ты простишь меня?

Поймав ее руку, он смело прижал ее к возбужденному пенису.

— Уже простил, — хрипло пробормотал он.

Памела смущенно провела по нему рукой, удивляясь его размерам. Не в силах удержаться, он снова прильнул к ее устам горячими ищущими губами, а рука скользнула под юбку и вверх по бедру. Она застонала, когда кончики его пальцев коснулись влажного шёлка между ее ног.

— Ты же сказала, что на тебе нет панталон, маленькая лгунья, — укоризненно прошептал он.

— Но ты же сам мне говорил, что у воров нет чести, — парировала она.

Тогда он стал ласкать ее через тонкий шелк панталон. Вскоре она прерывисто всхлипывала от острого наслаждения и молила о пощаде. В ответ на ее мольбы он лишь ускорил движения, приводя ее тем самым в состояние, близкое к беспамятству.

Неожиданно он прекратил ласки, и Памела чуть не умерла от разочарования. Несмотря на ее протестующие стоны, он с легкостью, достойной восхищения, поднял ее на ноги. В его движениях было что-то первобытное, настоящее, и Памеле это очень нравилось. Принадлежать такому мужчине, хотя бы одну ночь, — вот предел мечтаний любой женщины!

Неожиданно Коннор усадил ее на плоскую мраморную плиту, покоившуюся на некотором подобии пьедестала в самом центре беседки.

— Кажется, это столик для трапезы на свежем воздухе, — дьявольски улыбнулся он. — Очень предусмотрительно со стороны герцога, правда?

Памела не сразу поняла смысл его слов, но когда он ловко снял с нее платье через голову и бережно положил на спину, до нее начало доходить многообещающее значение его фразы. Одним движением расправившись с ее шелковыми панталонами, Коннор замер на месте, любуясь своей обнаженной богиней, залитой лунным светом. Ночной, прохладный ветерок не мог охладить вскипевшую в нем кровь.

Коннор не мог поверить своим глазам. Его мечта увидеть Памелу полностью обнаженной, наконец, сбылась. Впрочем, не совсем обнаженной. На ней остались шелковые чулки и кружевные подвязки. Довольная улыбка коснулась его губ. Он не станет лишать девушку последней одежды, пусть чулки останутся на ней.

— Моя портниха никогда тебе этого не простит, — пробормотала Памела, имея в виду порванные новые шелковые панталоны.

— А ты? Ты простишь меня?

И прежде чем она смогла ответить, он раздвинул ее бедра, наклонил голову и припал губами к самому сокровенному месту ее женского естества.

В этот момент Памела была готова простить ему что угодно. Для Коннора эта мраморная плита стала языческим алтарем, на котором он мог наслаждаться своей богиней душой и телом. Она источала сладчайший, божественный нектар, напиться которым досыта ему не суждено было никогда. Вскоре Памела уже тяжело дышала, выгибаясь ему навстречу всем телом. Запустив в его волосы руки, она шептала его имя, а Коннор продолжал неустанные ласки.

Никогда прежде ей и в голову не приходило, что может существовать наслаждение выше того, что приносили ей руки Коннора. Но эти новые нежные и грешные ласки превзошли все ее мыслимые и немыслимые ожидания. Его нежный язык и мягкие влажные губы без устали заставляли ее вновь и вновь содрогаться в экстазе. Казалось, она уже должна была испытать полнейшее удовлетворение, но ей хотелось большего. Она хотела отдаться ему до конца.

— Прошу тебя, Коннор, — простонала она. — Возьми меня, сделай меня своей женщиной…

Ей не пришлось просить его дважды.

Его большое тело накрыло ее, спрятав от лунного света. Потом она почувствовала, как он принялся мягкими и настойчивыми толчками входить в нее, с каждым разом все глубже и глубже. Памела застонала от новых, ни с чем не сравнимых ощущений. Подобного вторжения ее тело еще никогда не испытывало.

Она стала прерывисто дышать и изгибаться. Холодный мрамор под ней контрастировал с горячим пенисом внутри ее. Коннор настойчиво и терпеливо двигался в ней ритмичными толчками. Внезапно ее пронзила острая боль, словно внутри у нее что-то прорвалось, и Коннор оказался, наконец, полностью в ней.

Памела прижалась к нему всем телом, по ее щекам текли слезы. Теперь уже возврата не было. Она уже никогда не будет прежней, невинной девушкой. Она познала мужчину в самом прямом смысле этого слова.

— Памела, девочка моя, ангел мой, — ласково шептал Коннор, поцелуями осушая ее слезы.

Потом он стал медленно двигаться в ней. Первая острая боль притупилась, потом пропала совсем, уступив место нарастающему первобытному всесокрушающему предчувствию огромного наслаждения.

Коннор едва сдерживал себя, опасаясь сделать ей больно и тем самым отпугнуть ее навсегда. Большинство женщин с восхищением относились к большим размерам его орудия любви, но были и такие, что ни за какие деньги не соглашались лечь с ним в постель, советуя поискать более отважную партнершу.

Поэтому когда Памела обвила его ногами и стала двигаться ему навстречу, желая, чтобы он оказался еще глубже в ней, он был только рад подчиниться ей. Уже не сдерживаясь, он с яростной силой входил в нее снова и снова, глубже и глубже… Невольно вцепившись ногтями в его спину, Памела плыла по волнам неведомого прежде наслаждения и знала, что этот мужчина не первый из многих, а единственный для нее. Нет, она не была похожа в этом смысле на свою мать. Если завтра Коннор покинет ее, она навсегда закроет свое сердце и тело для остальных мужчин. Она проведет остаток жизни, выпекая печенье и подбирая бездомных кошек. И вспоминая лунную ночь, когда разбойник по имени Коннор Кинкейд украл ее невинность и ее сердце.

Потом она уже не могла ни о чем думать, кроме как о Конноре и высшем наслаждении соития с любимым. Его умелые ласки высекали все новые искры из маленького кремня женской сути, спрятанного глубоко внутри ее. Когда ее накрыла очередная волна наслаждения, Коннор хрипло застонал и содрогнулся всем телом, выбрасывая струю семени в ее лоно.

Обессилено упав между ее ног, он прижался лицом к ее влажной от пота шее, и она нежно провела рукой по его спине, радуясь приятной тяжести его тела.

— Милая, — выдохнул он, наконец, — ты такая узенькая…

— Прости, — прошептала Памела, — я не хотела… я не нарочно…

Коннор поднял голову и удивленно взглянул на нее.

— Это не упрек. Я хотел сказать, что мне никогда еще не было так приятно.

— Да? Это мне нравится гораздо больше, — облегченно пробормотала она, потом обняла его за шею и стала целовать. Сначала нежно, легко, потом все жарче и настойчивее… наконец, к своему немалому удивлению, она почувствовала, что поработавший на славу пенис снова зашевелился и стал увеличиваться в размерах.

Как, мистер Кинкейд? Вы опять за свое? — изумленно спросила она.