Седьмая девственница - Виктория Холт Страница 45

Скоро в кухне начнутся новые сплетни. А может, уже начались. И сколько осталось до того, как узнает Джудит — это она-то, не спускающая глаз с мужа все время, пока он с ней! Она уже заподозрила, что его чувства к Меллиоре до опасного сильны.

Вся атмосфера была пронизана опасностью… напряжение и штиль в ожидании бедствия.

Но я была слишком поглощена своими заботами, потому что страсть Джонни ко мне все росла, и чем отчужденнее я держалась, тем настойчивее он становился. Он больше не делал попыток войти ко мне в спальню, но всякий раз, когда я выходила из дому, он оказывался рядом. Пытался ли он подольститься или вспыхивал от гнева, тема разговоров у него была всегда одна.

Снова и снова я повторяла ему, что он понапрасну тратит время; он говорил мне в ответ, что это я трачу наше время понапрасну.

— Если ты ждешь свадьбы, то тебе долго придется ждать, — сердито сказал он.

— Вы случайно угадали. Я жду свадьбы, но не с вами. Дэвид Киллигрю хочет на мне жениться, как только получит приход.

— Дэвид Киллигрю! Значит, ты собираешься стать женой священника! Вот так шуточка!

— У вас, разумеется, совершенно детское чувство юмора. В этом нет ничего смешного, уверяю вас. Это очень серьезно.

— Бедняга Киллигрю! — фыркнул он и ушел.

Но ему явно стало не по себе. Я поняла, что желание обладать мной не давало ему покоя.

Я навещала бабушку при любой возможности. Ничто не доставляло мне такого удовольствия, как растянуться «наверху» и разговаривать с ней, как в детстве. Я знала, что все, что происходит со мной, важно для нее так же, как и для меня, и она была единственным человеком на свете, с которым я могла быть совершенно откровенной.

Мы обсудили мою возможность выйти замуж за Дэвида Киллигрю. Бабушка на это только головой покачала.

— Для кого-то, любушка, это, может, и хорошо, во, бьюсь об заклад, ты затоскуешь.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что мой мужчина — Джонни Сент-Ларнстон?

— Выйдя за него, ты выйдешь замуж за свою мечту, Керенса.

— А разве это плохо?

— Только ты можешь сделать это плохим или хорошим, любушка.

— В таком случае, я и замужество с Дэвидом могу сделать плохим или хорошим?

Она кивнула.

Тогда я стала рассказывать ей про свою последнюю встречу с Джонни, а с этого перешла на рассказ о жизни в аббатстве. Я могла говорить об аббатстве бесконечно. Мне нравилось описывать его таким, каким я его вижу: старые винтовые лестницы и каменные ниши, где раньше жили монахини; меня больше интересовала старая часть аббатства, но я любила его все; и думая о браке с Дэвидом Киллигрю, я думала о том, что придется покинуть аббатство, а это было все равно что проститься с любимым.

— Ты влюблена в дом, — сказала бабушка. — Что ж, пожалуй, дом любить надежней, чем мужчину. Если уж он твой, так он твой, и можно не бояться, что он тебя предаст.

Джудит легла рано из-за головной боли и отпустила меня на ночь. Было девять часов вечера, и, поскольку мне ужасно хотелось повидать бабушку, я выскользнула из дома и направилась к ее домику.

Она сидела и курила свою трубку и как всегда была рада меня видеть. Я села рядом, и мы стали разговаривать. Я рассказала ей, что отношение Джонни ко мне вроде бы меняется и что я не могу его понять. Последнее время он был довольно холоден, и порой я думала, что он отказался от преследования, а порой он казался еще более настойчивым, чем обычно.

Бабушка зажгла две свечи, потому что уже сгустились сумерки, а я повернула разговор, как обычно, на сам дом, и вдруг вздрогнула от какого-то движения за окном. Я успела лишь увидеть, как быстро отшатнулась темная фигура. Кто-то заглядывал в окно!

— Бабушка, — закричала я. — Кто-то там есть, снаружи.

Бабушка встала, довольно медленно, потому что была уже не такой проворной, как раньше, и подошла к двери.

Она повернулась ко мне и отрицательно покачала головой.

— Никого тут нет.

— Но кто-то к нам заглядывал. — Я подошла к двери и вглядывалась в полумрак. — Кто здесь? — окликнула я.

Никакого ответа.

— Кто бы это мог быть? — спросила я. — Кто мог стоять там и наблюдать за нами? И интересно, сколько времени?

— Это, небось, кто-нибудь хотел поглядеть, одна я тут или нет, — нашла объяснение бабушка. — Вернутся… если, конечно, им сильно надо меня повидать.

Неприятное чувство, что за нами подсматривают, у меня так и осталось. Я никак не могла настроиться на разговор, и поскольку становилось уже поздно, я решила, что пора возвращаться в аббатство.

Пожелав бабушке доброй ночи, я ушла. Но все думала и думала о том, кто же это заглядывал в окно и не решился войти.

У меня не оказалось возможности повидать бабушку, прежде чем принять решение. Я сказала себе, что в каком-то смысле это даже хорошо, потому что решение должно быть мое. Я должна принять его с открытыми глазами, и вся ответственность за него будет на мне.

Джудит становилась утомительной. Мне открылись в ней новые грани характера, ранее не подмеченные мной. У нее был бурный нрав, который проявлялся тем сильнее, чем дольше его приходилось сдерживать. Я догадывалась, что в этом доме вскоре разразится буря. Джудит не будет долго терпеть присутствия в доме Меллиоры.

А когда уедет Меллиора… что станется со мной?

Но пока не это беспокоило меня. У Джудит был очередной приступ головной боли; мне пришлось расчесывать ей щеткой волосы, массировать ей голову. Порой я ненавидела запах ее одеколона. Он будет мне всегда напоминать о том, как я прислуживала этой издерганной женщине.

— До чего ж вы неловкая, Карли. — То, что она назвала меня по фамилии, было признаком раздражения. Она специально старалась сделать мне больно, потому что ей было больно самой. — Вы мне все волосы повыдергивали. От вас никакого толку, ну вовсе никакого. Я порой удивляюсь, зачем я вас держу. Если подумать, я ведь вас не нанимала. Вас мне подыскали. Да кто я в этом доме?..

Я попробовала ее, успокоить.

— Миледи, вам нездоровится. Может, вам лучше прилечь?

Я терпеть не могла называть ее «миледи». Если бы «миледи» стала Меллиора, я бы хвасталась дружбой с леди Сент-Ларнстон, но для меня она была бы Меллиора, а не «миледи».

Но Меллиоре никогда не стать леди Сент-Ларнстон, пока жива эта женщина.

— Не стойте, как идиотка. Расчесывайте. И не дергайте. Я же предупредила вас.

Она выхватила у меня щетку, да так, что щетина порезала мне кожу на пальце и из него пошла кровь. Я в смятении глядела на нее, а она швырнула щетку через всю комнату.

— Ах, как с вами жестоко обращаются! — В ее голосе звучала издевка. — И поделом вам!