Весна для репортера - Максим Замшев Страница 45

Телевизор, как обычно, работал. Естественно, родной канал «Ньюс». Как это трогательно со стороны моих близких. Они полагают – мне это приятно. И все же почему мне никто до сих пор так и не позвонил – ни Кабанов, ни кто-нибудь из руководителей вещания? Надо принести сюда телефон из спальни. Еще не услышу звонка…

Когда я взял телефон с прикроватной тумбочки, чуть не вскрикнул от ужаса. Экран не горел.

Я включил аппарат, и эсэмэски посыпались как из рога изобилия. Одни извещали о звонках, другие содержали текст. Как же я так опростоволосился?.. Вроде бы заряд батареи еще достаточный. Похоже, я случайно выключил свою «Моторолу» или она сама по каким-то причинам выключилась. Опять закон подлости! От Ларисы за это время пришло пять смс. «Не могу дозвониться», «Ты что, спишь?», «Я очень волнуюсь. Ты обещал позвонить», «Я очень обижена. Ты меня не любишь», «Что с тобой?». Кабанов также звонил мне несколько раз. Имелось смс и от Нины. Я словно услышал ее ровный голос: «Доброе утро, мой любимый, как успехи?» И что теперь делать? Конечно, перво-наперво необходимо соединиться с Кабановым. Я набрал его номер, а пока слушал равнодушные гудки, почему-то так разнервничался, что в животе заныло. Наконец щелчок.

– Юра! Куда же ты пропал? Я тебе обзвонился! Гена рано утром огорошил меня, что ты, оказывается, еще вчера улетел из Киева. Как ты? – возбужденно выпалил в трубку мой начальник.

– Рейс был поздний. Неудобно было вас беспокоить. Какие вводные?

Что мне еще оставалось ему сказать? Что я случайно выключил мобильник и ни разу его за это время не проверил?

– Ну, ты даешь! Что значит – какие? Давай быстрее сюда. Посмотрим, что ты привез из Киева!

– Сейчас выезжаю. О Славике есть что-то новое?

– Ничего. Мы задействовали все, что можно. Но результатов это пока не принесло. Постарайся оперативно. Ждем.

Опять гудки. Любопытно, он причастен к этой информационной чепухе с моим якобы исчезновением? Непонятно, почему он умолчал об этом. Ладно, спрошу, как приеду. Или перезвонить ему? Нет, не стоит.

Как я и ожидал, Кабанов собирается осмотреть материал заранее. А Дмитрий умолял меня никому до эфира ничего не показывать. Как быть? Зачем это Дмитрию? А если на флэшке неполная информация и у него есть что-то еще? Может быть, он таким образом набивает себе цену? Не случайно он так удивлялся, что я не пытаюсь выяснить, кто он, как его фамилия, какой пост он занимал в прежнем СБУ. Я не смогу отказать Кабанову. Он просто не позволит мне выйти эфир с непроверенным материалом. Это очевидно. Наверное, очевидно это было и для Дмитрия. И все же он просил меня обнародовать материалы, никому предварительно не демонстрируя. Он что, не в курсе того, как делается на телевидении информационный эфир? А если на флэшке какая-нибудь туфта? Если цель Дмитрия вовсе не в том, чтобы уберечь Россию от втягивания в войну, а в чем-нибудь другом?

Я не заметил, что мама все это время стояла у меня за спиной и слышала весь разговор. Она умела передвигаться по квартире совершенно бесшумно, когда ей было это необходимо.

– Все в порядке? Ты бледный. С кем ты говорил?

– С начальством. Все хорошо. Завтракать не буду. Срочно на канал надо ехать. Сама понимаешь, какая сейчас обстановка. А где отец?

– Ушел ни свет ни заря. Я только слышала, как дверь хлопнула. Может, кофе быстро выпьешь?

– Ну, если только очень быстро… Минут десять-пятнадцать у меня есть.

Пока мама подогревала чайник, я залез под душ, несколько раз резко поменял воду с горячей на холодную и обратно, потом тщательно побрился и побрызгался ядреным лосьоном. Это взбодрило меня.

Кофе мать сделала такой, как я люблю: в меру крепкий, обжигающе горячий. Я взял пульт и собирался переключить с нашего канала куда-нибудь еще, но тут увидел на экране такое, что заставило меня замереть.

Один из наших ведущих, высокий смазливый парень, с горестной напыщенностью доносил до зрителей, что под Киевом арестован один из высокопоставленных чинов СБУ времен Януковича Дмитрий Головченко. Далее следовал сюжет украинского канала ТСН, демонстрирующий арест моего позавчерашнего визави. Его взяли в том доме, где я его увидел в первый раз. Я различил избу, где висела так потрясшая меня икона. Какие-то люди в балаклавах вели Дмитрия к автомобилю. Лицо его заливала кровь. Чуть глумливый голос украинского комментатора на русском языке сообщал, что Головченко при аресте оказал сопротивление и что ему уже предъявлено обвинение по нескольким статьям УК Украины. Ему вменяется организация массовых убийств на Майдане и сотрудничество с российскими оккупантами…

Как же так произошло? Он же такой опытный человек. На чем он прокололся? Кто-то из своих выдал его? Или он посчитал, что, передав мне флэшку, выполнил свою миссию и дальнейшее не имеет никакого значения? Я очень расстроился. Теперь эти нелюди будут над ним издеваться. Вон он уже весь в крови…

Только сейчас я заметил в углу экрана маленький портрет Славы Раппопорта и текст, призывающий украинские власти оказать помощь в его поисках. Да уж! Они помогут!

Скорей всего, ищейки хунты уже тогда, когда мы встречались с Дмитрием под Киевом, взяли его след. Не случайно он применил такие меры предосторожности. Что-то, видно, подозревал. А я-то еще возмущался тем, что меня заставили проделать такой путь!

Вдруг в мозгу что-то дернулось и отчаянно понеслось куда-то. Отвратительные предчувствия сдавили сердце. Я метнулся к себе в комнату, открыл ноутбук, включил его, вставил флэшку. Несколько секунд ожидания… и…

Катастрофа!. В это невозможно было поверить, но это так. Какая-либо информация на носителе отсутствовала. Обычная чистая флэшка. Ни одного файла… Я как заведенный закрывал и открывал ее раз за разом, ожидая, что на мониторе чудесным образом что-то изменится. Но ничего не менялось…

Теперь уже ко мне в комнату, привлеченные моей беготней, прибыли и мама, и бабушка. Обе выглядели всполошенными.

Мама начала:

– Кофе остывает. Что у тебя опять? Ты какой-то сам не свой…

Бабушка продолжила:

– У тебя что-то болит? Признавайся! – Она подошла ко мне и попробовала рукой, не горячий ли у меня лоб.

Я собрал все силы, чтобы произнести что-то, способное их успокоить:

– Не переживайте! Ничего у меня не болит. Одно письмо надо было срочно прочесть. По делу. Все. Побегу. Некогда.

Мне требовалось как можно скорее выйти из квартиры, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя и избежать мучительных разговоров, переходящих в допросы.

– Можно я оденусь?

Они вышли. Их не устраивало, что я что-то скрываю от них.

Пока я застегивал в прихожей пальто, мать пристально наблюдала за мной.

– Я закрою за тобой. Хорошего дня! Горло не раскрывай…

День выдался ясный, но холодный. Солнце словно вылизало улицы ледяным языком. Город сейчас, несмотря на суету автомобилей и людей, выглядел чуточку сиротливым. Деревья на Чистопрудном бульваре морщились и старчески кренились. Необходимо как можно быстрее выработать линию поведения. Никто сейчас мне не поможет! Надо все брать на себя! Как я объясню Кабанову пропажу материалов с флэшки? Какие доказательства своей невиновности я должен привести, чтобы он мне поверил? За это время я не успею ничего доказать. Попытаться как-то связать арест Дмитрия Головченко (теперь мне известна его фамилия) и пропажу содержимого флэшки? Малоубедительно. Надо все же сосредоточиться и взвесить все «за» и «против». Попробовать как-то выиграть время? Но от это ничего не изменится. Скоро телевизионное начальство начнет недоумевать, отчего я так сильно задерживаюсь. Кабанов точно не знает, кто мой источник? Или лукавил? Была бы сейчас рядом Нина… Она бы точно дала бы мне правильный совет. Она меня по-настоящему любит. Стоп! Что это я разнюнился? Никуда не годится. Это только мое дело. И мне самому предстоит выпутываться. Без чьих-либо советов.