Единственный шанс - Шарон Сэйл Страница 45

На нем были почти новые синие джинсы, белоснежная футболка с короткими рукавами и те же самые старые, с покоробившимися носами черные ботинки. Длинные волосы, еще влажные после душа, тщательно причесаны.

Он жадно окинул взглядом ее лицо, потом восхитительные округлости груди. Огромного труда ему стоило удержаться и не погладить стройные ножки в коротких шортах, чтобы убедиться, что они такие же шелковистые на ощупь, как и на глаз.

— Готов? — Она взяла его под руку, чтобы идти в кино.

— Для тебя я всегда готов, — усмехнулся Ченс и не без удовольствия вновь заметил легкий румянец, вспыхнувший на ее щеках.

Кино их не разочаровало, а зал предоставил то, что и требовалось — темноту и анонимность. Надежную площадку, чтобы пообниматься, как ей хотелось, и поцеловаться, на что рассчитывал он. Место, где можно было украдкой пошептаться и заняться интимными делишками. Единственное разочарование их постигло лишь в тот момент, когда они обнаружили, что фильм закончился и зал опустел.

Они вышли из кинотеатра. Ченс взял ее за руку и повел к машине. Было уже довольно поздно, около двенадцати ночи. Родители ставили жесткие сроки возвращения домой. Ему трудно было представить, что бы он испытывал сам, если бы кто-то беспокоился, где и с кем он проводит время. Ченс знал также, что ее родители не имеют ни малейшего представления, что их дочка гуляет с парнем с окраины, известной в городе своей дурной репутацией.

— Наверное, тебе пора ехать, — проговорил он, когда они подошли к машине и встали рядом с дверцей. Никто не хотел быть инициатором завершения вечера. — Прошу тебя не гнать слишком быстро, чтобы поспеть к назначенному сроку.

Виктория улыбнулась и, пользуясь темнотой, прильнула к нему, обняв руками за пояс. Ткнувшись подбородком в грудь, прошептала:

— Мне так нравится, что ты обо мне беспокоишься.

— Я всегда о тебе беспокоюсь, Виктория, — ответил он. — А еще я беспокоюсь о том, что будет, когда ты устанешь играть в прятки со своими родителями. И меня очень беспокоит собственное состояние, когда однажды я обнаружу, что ты больше не приедешь ко мне.

Слова, произнесенные спокойным, почти монотонным голосом, резанули ее прямо по сердцу.

— Это не игра, Ченс. И не говори мне больше этого никогда. Я бы не стала «играть в прятки», если бы ты согласился приехать и познакомиться с моими родителями, о чем я тебя уже не раз просила.

Он нахмурился. Знакомство с ее родителями предполагало и обратное. Но об этом не могло быть и речи, — Я знаю, у твоей мамы какие-то проблемы, — продолжила Виктория и нежно погладила его по плечу, чтобы смягчить свои слова. — Тебе нет необходимости все мне рассказывать, я и так понимаю.

— Проблемы? Сильно сомневаюсь, что это можно назвать проблемами. Она не… Она просто… Да, черт побери, Виктория! Она просто не вашего круга, вот и все.

— Она не может быть совсем плохой, милый, — шепотом проговорила девушка. — Потому что у нее есть ты.

Ченс крепко обнял ее. Похвала была вдвойне приятна, поскольку не так часто в жизни ему приходилось слышать слова одобрения в свой адрес. Но эти объятия рождали новые проблемы, от которых Ченс не мог отмахнуться.

Виктория нежно прикоснулась к его губам и почувствовала возбуждение, втайне испытывая от этого глубокое удовлетворение. До возвращения домой оставалось меньше часа.

— Пожалуй, мне пора, — проговорила она.

Ченс простонал и уткнулся губами ей в макушку, вдыхая запах шампуня и духов, чтобы вспоминать его позже, когда останется один.

— Конечно. И помни, о чем я тебя просил. Езжай аккуратно, — Обещаю. И все-таки мне бы очень хотелось…

— Мы уже все выяснили, и не надо к этому возвращаться, — прервал Ченс. — Я не могу прийти в твой дом. Никогда. Ты из другого общества. Не могу позволить, чтобы когда-нибудь кто-то сказал, будто я затянул тебя вниз, на свой уровень. Так что езжай домой, девочка. Езжай сейчас же.

— Хорошо, хорошо. — Нахмурившись, она села за руль и подняла голову. На нее смотрел высокий темноволосый стройный юноша. Лицо его было искажено яростью. — Знаешь что? Я кое-что поняла. Мне кажется, вы с моим отцом легко найдете общий язык. Сказать почему? Вы очень похожи. Никогда в жизни не встречала таких упрямцев.

Она послала воздушный поцелуй и укатила. Ченс смотрел ей вслед, пока габаритные огни не смешались с огоньками других машин на оживленной магистрали.

Сунув руки в карманы, он запрокинул голову, с наслаждением вдыхая чистый, свежий воздух, который нес с собой ветер, сдувая запахи города. Постояв так некоторое время, он пошел домой.

В доме горели все лампы. Ченс увидел это издали.

«Вот черт! Либо она устроила очередную пьянку, либо снова пьяна в стельку», — подумал он и ускорил шаг, приближая возвращение в свой грязный мир.

Он влетел в дом, распахивая дверь и готовясь к битве. Но этого не потребовалось. Все битвы, которые если и имели место, уже завершились. Судя по тому, что открылось его взгляду, здесь происходила сексуальная битва. Летти без чувств валялась на софе, едва прикрытая каким-то тряпьем; в пределах ее вытянутой руки на полу лежала пустая бутылка из-под виски. Между грудями была прилеплена двадцатидолларовая бумажка.

К глазам подступили слезы. Но они застыли, как застыло его сердце. Ченс сбросил деньги на пол, ногой отшвырнул подальше бутылку, присел и поправил одежду матери. Горькая складка пролегла между бровями, когда он поднял мать на руки и прижал к груди. Всякий раз, поднимая ее, он изумлялся, до чего она легкая.

Постель ее оставалась неразобранной. Очевидно, они никогда не добирались до ее спальни. Он уложил ее, снял туфли и прикрыл покрывалом ноги. Потом включил маленький настольный вентилятор, устроив его так, чтобы ей поступало как можно больше прохладного воздуха.

Мать застонала во сне, пробормотала чье-то имя, которое Ченс не смог разобрать, потом повернулась на бок и свернулась клубочком, как маленький ребенок.

Ченс распрямился, глядя на женщину, которая подарила ему жизнь, и подумал — уже не в первый раз:

«Как она оказалась в таком месте… в таком состоянии… и почему одна?»

Он прошелся по дому, гася свет, запирая окна и двери, после чего вернулся к дивану. Двадцатидолларовая бумажка валялась на том же месте. Ченс прошел в свою комнату. Снял ботинки, стащил через голову футболку и тяжело опустился на кровать, внезапно почувствовав себя слишком усталым и слишком старым не по годам, чтобы раздеться дальше. Он лежал на спине, скрестив лодыжки, смотрел на потолок с желтыми разводами от дождевых потоков и ждал рассвета.