Сидим, курим... Болтовня брюнетки - Маша Царева Страница 45

— Я передумала, — не глядя на меня, произнесла она.

Я даже не сразу поняла, о чем идет речь.

— В каком смысле?

— Глашка, я знала, что ты так отреагируешь. Но попытайся меня понять. У тебя все-таки в Москве родители, которые помогут, если что. А я совсем одна. И другого выхода у меня просто нет… Короче, я вчера была на кастинге, послезавтра у меня съемки. А в пятницу фотосессия у Дракона для какого-то польского журнала. Дракон всегда платит хорошо.

Десертная ложечка выскользнула из моих рук и шлепнулась на пол.

— Маринка… Ты что забыла, что с тобой произошло?! Ты ведь чуть не погибла!

— Это была случайность, — покачала головой она. — Я не первый год в бизнесе, сама не понимаю, как так лоханулась. Говорила вчера об этом с Драконом, он пообещал меня подстраховывать, если что.

— Мне кажется, ты делаешь непоправимую ошибку…

— Глашка, не надо! Принимай меня такой, какая я есть. И на что, по-твоему, я должна жить?

— Но ты же собиралась искать работу…

— Не будь наивной. У меня нет ни образования, ни опыта. Одна смазливая мордашка. Ну сходила я на два собеседования к мужикам, которые секретарш искали. И что ты думаешь? Оба обрадовались. Увидели меня — глазки так и загорелись. Сразу стало понятно, в чем будет заключаться моя работа. Оклад восемьсот долларов! Да мне за одну сессию столько платят. А работа, между прочим, та же самая, только без камер.

Я потрясенно молчала.

— И не надо так на меня смотреть! Вообще, с тех пор, как у тебя появился Данила, ты стала какой-то… снобкой.

Я поперхнулась:

— Да что ты говоришь такое?! Между прочим, этот сноб Данила спас тебе жизнь!

— Спасибо, — криво усмехнулась она. — А теперь пусть не мешает мне жить так, как я хочу. И ты вместе с ним!

Что я могла ей сказать?

Какое-то время сидели молча. Маринка то и дело посматривала на часы — ее тонкое запястье обнимал изящный серебряный ободок. Любимое приобретение — антикварные часики, украшенные мелкими брильянтами. Несколько месяцев страстного потения перед камерами — и заветные часики в кармане.

— Ну а зачем ты меня позвала? — спросила она.

— Да так. Хотела про Лену рассказать. Она на Маврикий уехала, с Пупсиком.

И тут Марина огорошила меня во второй раз:

— Знаю, — спокойно сказала она, — Ленка мне перед отъездом звонила, советовалась.

— Что? Она тебе звонила? И ты ничего не сказала мне?!

— А смысл? — спокойно передернула плечами Марина. — Я заранее знала, что ты скажешь. Примчишься со своими страстными речами и, брызжа слюной, толкнешь речь об искренности и самооценке.

Комната закружилась у меня перед глазами. В голове вальсировали горячие оранжевые шары. Что она такое говорит? Что? С каких это пор две ближайшие подруги объединились против меня?

— Ты, Глашка, в последнее время стала какая-то… другая. Уж прости, но с тобой стало сложно.

Я растерянно на нее смотрела — Маринка прятала глаза, ковыряясь в своем незаправленном салате.

— Ленка была в истерике. Говорила, что не хочет жить, что она потерялась, что не любит своего Пупсика и не знает, что ей делать.

— И что ты ей посоветовала? — спросила я, хотя ответ был предсказуем.

— Я сказала, что в ее жизни было достаточно любви. Что нельзя годами порхать над асфальтом, потому что рано или поздно ты на него шмякнешься и больно разобьешь коленки. Надо когда-то подумать о будущем. И если в ее жизни появился такой потрясающий шанс, было бы грехом его упустить.

— Так, значит, это она из-за тебя… изменила свое решение!

— Думаю, в глубине души она была со мной согласна. Конечно, твои слова ее смутили, но в итоге победил здравый смысл. И не надо так на меня смотреть! Глаша, ты всегда была идеалисткой. Знаешь, что я подумала, когда впервые увидела тебя?

— Что? — потрясенно прошептала я.

— Я подумала: ну как такие создания умудряются выживать в этом городе?

— Но когда мы познакомились, я была другой. Я только сбежала из дому, я первую неделю жила одна…

— Поверь мне, за эти годы ты не изменилась, — усмехнулась Марина. — Конечно, наивность и вера в то, что светлое будущее придет само собой, — это здорово, но… Аглая, так нельзя! Лена свой выбор сделала.

— Но…

— И если ты хочешь по-прежнему с нами общаться, давай больше не будем это обсуждать. — В нежном Маринкином голосе появилась несвойственная ей твердость. — И насчет меня тоже. Поверь, принять это решение было непросто. Но мне это нужно, понимаешь? Нужно для выживания. Я же не хочу убраться в свой родной город, где все обо мне давно и думать забыли! Я не хочу менять свою жизнь…

… Она говорила что-то еще. Долго говорила, проникновенно. Но почему-то мой мозг не желал воспринимать смысл ее слов — наверное, то была своеобразная защитная реакция. Под убаюкивающий монолог я десертной ложечкой осторожно ковыряла пирожное и думала о своем.

А что, если я ошиблась? Если новая жизнь, которой я так шумно радовалась, означает совсем не то, что я под ней подразумевала? А вдруг… Вдруг ненормальная баба Зина права и прямо сейчас, в данную конкретную минуту, я упускаю тот из возможных вариантов будущего, который мог бы стать действительно счастливым? Ради жизни, которую я сама себе придумала и которую пытаюсь придумать для своих подруг. Не удержавшись от усмешки, я подумала, что веду себя совсем как моя бабушка. Из лучших побуждений раскладываю жизненный пасьянс окружающих меня людей.

— Глаша? Эй! Прием-прием?

Несколько раз моргнув, я сконцентрировалась на взволнованном Маринкином лице.

— Что с тобой? Тебе нехорошо?

— Все в порядке, — улыбнулась я.

— Но у тебя такое лицо… Ты меня не слушала, да? Смеешься не к месту!

— Марин, ты меня прости. — Я посмотрела на часы. — Но я должна идти.

— Ну вот, я так и знала. — Она поджала свои красивые губы. — Так и знала, что после всего этого ты не захочешь иметь со мною дело. И Ленка предупреждала.

— Маринка, милая, дело совсем не в этом! Я тебя люблю и Лену тоже! Разве я могу вас бросить? Что бы ни случилось…

Она удивленно заморгала:

— Ты сейчас говоришь то, что думаешь? Или пытаешься сделать хорошую мину при дурной игре? И почему ты тогда…

— Просто я вдруг вспомнила об очень важном деле, которое не может подождать и пятнадцати минут!

— О каком же? — подозрительно прищурилась она. — Не хочешь говорить?

— Обязательно расскажу. Но потом, когда вернусь. Марин, меня, скорее всего, не будет в Москве пару недель. Я уеду в путешествие.

Она уставилась на меня недоверчиво: