Опасные удовольствия - Джулия Энн Лонг Страница 45

Прошло уже несколько лет с тех пор, как Мэдлин держала в своих руках вожжи, но она очень быстро все вспомнила, и лошадь, похоже, знала свою работу, шевелила ушами, слушая ее команды или реагируя на вожжи в ее руках. К тому времени, когда они достигли Лондонского моста, она уже успокоилась, поверив в свои способности управлять повозкой. Солнышка припекало, и Мэдлин радовалась, что у нее есть шляпка, которую Колин позаимствовал у графини. Мэдлин прикрывала ею лицо не только от солнца, но и от любопытных взглядов.

Вот только в шуме просыпающегося Лондона и в стуке колес по булыжникам она не сможет услышать царапания Колина в гробу, если он там начнет задыхаться.

От одной этой мысли она сама едва не перестала дышать. Но вместе со страхом пришло чувство раздражения и нетерпения.

Сто фунтов. Этого было достаточно, только-только хватило бы, чтобы уехать в Америку и расплатиться за ферму, которую она приобрела. Она смогла бы покончить со страхом и неопределенностью прямо сейчас, если направила бы эту повозку вместе с Колином в качестве подарка прямо к кабинету министра внутренних дел. Колин встал бы из гроба и указал на нее: «Она сделала это! Она унизила всех вас, выкрала меня с эшафота на глазах тысяч людей!»

Но ни один человек не поверил бы ей. Разве могла все это сделать женщина? Все сочли бы эти слова бредом. Она заплакала бы, безбожно солгала и стала богаче на сто фунтов. Через несколько дней ее волосы развевались бы на морском ветру, и вокруг на много миль была бы только синяя морская гладь. Ей не надо было бы думать о солдатах с нацеленными на нее пистолетами. У нее могли бы появиться новые воспоминания, а старые – ушли бы в сны, включая Колина Эверси.

Но теперь все изменилось, и это приводило Мэдлин в ярость. Она чувствовала себя какой-то беззащитной, сидя на этой повозке, и знала почему. Уже много лет одиночество было гарантией ее безопасности, теперь же она ощущала себя… одинокой. С сопутствующей этому одиночеству уязвимостью. Виной всему Колин Эверси. Она давно нашла свое утешение в призрачной безликости, особенно в целительном полумраке, где она ни о ком не волновалась, ни о ком не заботилась, лишь методично зарабатывала деньги, чтобы начать новую жизнь.

Но теперь Мэдлин ощущала внутреннее непонятное давление, почти… тягу. И это было связано не столько с нетерпеливым ожиданием отъезда… Интересно, семена когда-нибудь обижаются на солнце, зная, что оно будет светить без пощады и не оставит им выбора, кроме как поднимать свои головы из безопасного земляного укрытия и цвести.

И потом есть вероятность, что их растопчут.

Лошадь стала прясть ушами, очевидно, ей передалось напряжение Мэдлин. Она поспешила пробормотать какие-то успокаивающие слова.

Они медленно ехали через Лондонский мост, под которым текли грязные воды Темзы, разнося зловонный запах. Было еще рано, но движение на мосту становилось все более интенсивным, и ее повозка катилась рядом с другими, которые везли в город товары – пиломатериалы, капусту, кур в корзинах, – и рядом с экипажами из Саутуорка, которые ехали в город по делам. Все смотрели в сторону повозки Мэдлин, тащившей гроб, и быстро отводили глаза.

Мэдлин нигде не видела солдат, ни верхом, ни пеших. Мимо промчалась, сверкая на солнце, четырехместная коляска с двумя молодыми прелестными леди. Напротив них сидели два молодых джентльмена, держа в руках трости. «Рановато для людей такого сорта», – подумала Мэдлин. Хотя, возможно, они возвращались с вечерники, только почему-то в открытом экипаже. Мэдлин была готова поспорить, что Колин Эверси знаком с каждым из них. Она подумала о его непринужденном поведении с графиней, об искренней привязанности, которую они, похоже, питали друг к другу.

Мэдлин никогда не жила такой жизнью и никогда не стремилась к ней. Скорее всего она вообще не встретила бы Колина Эверси. Ее жизнь была заполнена работой, но не тяжелой, радостью и скромными вечеринками. Ее потребности удовлетворялись, и она была счастлива. До тех пор пока не потеряла все.

А потом она была очень и очень занята.

Сто фунтов.

Наступал еще один, по всей видимости, очень жаркий день. Мэдлин чувствовала, как у нее взмок затылок, несмотря на шляпку, и потекло под мышками. В воздухе и в небе не было даже намека на дождь, но в это время года должен был пройти хотя бы один сильный ливень. Мэдлин подумала о платьях в шкафу в ее съемной комнате, которые были чище, светлее и… симпатичнее того, что было на ней сейчас. Вещей в ее комнате было немного, но она скучала по ним. Вещички, напоминавшие о ее прежней жизни, были заботливо упакованы в дорожный сундук, подготовленный для путешествия, и она хотела их увидеть. Несомненно, Крокер был прав: возвращаться пока еще опасно.

Следуя указаниям, которые дал ей доктор Огаст, Мэдлин, оглянувшись, направила лошадь на Грейсчёрч-стрит. На повороте гроб немного сместился в повозке, и у нее гулко застучало сердце. Неужели он стукнулся?

С Грейсчёрч-стрит она проехала мимо лесистого сквера, который напоминал очаровательный Холланд-парк, и свернула на Лайкен-лейн. Мэдлин остановилась у дома номер двенадцать, спрыгнула с повозки, подошла сзади и просунула палец в одну из просверленных в гробу дырочек. Она чувствовала, что сходит с ума от волнения, хотя с тех пор, как за Колином закрылась крышка, едва ли прошло тридцать минут.

Изнутри ее палец схватили и тихонько сжали. Она, должно быть, чрезмерно устала. Горло сдавило. Неужели это слезы? Надо надеяться, никому не покажется странным, что она разговаривает с гробом. – Я быстро, – прошептала она. Когда Мэдлин поднималась к дому номер двенадцать, ей хотелось знать, как она выглядит. Платье скорее всего сильно измято, учитывая, что она спала в нем. На этой улице в тени огромных деревьев располагались уютные, респектабельные дома, и ей хотелось, чтобы она производила впечатление жительницы этой или другой, похожей на эту, улицы.

Мэдлин оглянулась. Час был ранний, и восходящее солнце окрасило дома в янтарный цвет. Домашняя прислуга, которая не проживала вместе с хозяевами, шла на работу, каждый сворачивал к своему дому.

Мэдлин взялась за дверное кольцо, стукнула дважды и подождала, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Услышав быстрые шаги по мраморному полу холла, она немного отступила назад.

Когда дверь распахнулась, Мэдлин увидела не экономку, а ту, которая могла быть только хозяйкой этого дома. У женщины было узкое, но симпатичное лицо, серые глаза и копна белокурых волос, закрученных сзади в огромный пучок. На ней было красивое зеленое платье с кружевным лифом.

Женщина с удивлением рассматривала Мэдлин.

– Неужели еще одна, – пробормотала она.

– Мадам, простите… – начала Мэдлин. Женщина выпрямилась, сделала глубокий вздох и стала говорить. Голос ее слегка дрожал.

– Мадам, я знаю, мой Джонас был страстным мужчиной. По делам он часто отлучался из дома. Я понимаю, у мужчин есть свои потребности. Это был мой крест. Но скажите мне вот что: как бы вы себя чувствовали, если бы узнали, что через несколько лет по всей Англии будет расти целая армия молодых людей ростом в семь футов? Вы только представьте себе мое унижение! Все будут знать. А вы знаете, каково мне думать, неужели каждый ребенок с таким невероятно высоким ростом – результат невоздержанности моего мужа? Но женщины любили его. Много женщин, как я узнала позже, когда все они пришли сюда. Вы тоже похожи на тот женский тип, который ему нравился, – с горечью добавила она.