Только он - Элизабет Лоуэлл Страница 45

С невидимых вершин со стоном и свистом екал ветер вздымая длинные гривы лошадей. Калеб знал, что их ожидало за перевалом, ибо его отец был влюблен в высокогорные долины, которые вели вниз, образовывая лестницу Этот путь

Был известен белым, через него было легче преодолеть горы, чем через Черный Перевал. О боковых долинах, ведущих к Черному Перевалу, белые не знали. Даже индейцы избегали их, потому что дичь можно было найти и в более доступных местах. Древние племена, однако, использовали перевал в силу каких-то своих причин. Никто не знал, что это были за причины, но так или иначе этот путь сохранился, словно напоминая о людях, которые умерли в незапамятные времена.

Калеб свернул в сторону от ручья; бобры устроили ряд запруд, погубили сосны и изгрызли осины на тысячу футов вокруг, превратив луг в мелкое озеро. Сюда впадали несколько ручьев. Через несколько миль начиналась другая долина.

Наконец запруды бобров остались позади. Луг сузился до пятидесяти ярдов в ширину, затем до сорока, до десяти. Тропа карабкалась вверх, а ручей прокладывал себе путь внизу через скалы. Лес поредел, уступил кустарникам, но затем вновь появился, когда они дошли до новой долины, где снова могли двигаться рядом с ручьем.

Затем опять начался подъем. Горы все теснее обступали Калеба и Виллоу с обеих сторон. Земля летела из-под копыт лошадей. Лес здесь был густой, но Калеб как-то умудрялся находить проходы в завалах деревьев и в осинниках, где трудно было пройти даже человеку, не говоря уж о лошадях. Ручей журчал все более шумно, дорога поднималась все круче.

Калеб всякий раз сверялся с компасом, встретив впадающий сбоку ручей, лента которого может вывести к другой долине, лежащей выше, а затем — к долине, лежащей еще выше, пока не будет достигнут водораздел.

Больше не было видно сосен, росли лишь пихты, ели, осины, а в низинах и образованных движением лавин оврагах — еще и низкорослые ивы. Калеб ощущал все большую открытость пространства. Расступались и незаметно исчезали небольшие вершины, по мере того как лошади все выше взбирались по хребту. Его отец говорил, что вид с вершины поражает, как и сама высота. У Калеба не было возможности проверить отцовское наблюдение. Дождь не прекращался ни на минуту, ограничивая обзор несколькими сотнями футов.

На отдаленных невидимых вершинах плясали молнии, и удары грома низвергались оттуда вниз. Оглушительная канонада напоминала мощные взрывы, перемежаемые ружейной пальбой. Опустив головы, прижав уши, лошади тяжело продвигались в этом грохоте, лапы елок хлестали их по мокрым бокам. Лес защищал их от резкого ветра, но не от всепроникающего колючего дождя, временами переходящего в мокрый снег.

Вакханалия дождя, грохота и молний не утихала ни на минуту; Виллоу вдруг сделалось страшно, и она вскрикнула, но ее голос потонул в шуме грозы. Воздух был настолько разрежен, что ей было трудно дышать, даже неподвижно сидя на Измаиле. Руки немели от влаги и холода.

А тропа поднималась все выше. Мокрый снег постепенно превращался в пушистые белые хлопья, которые кружились и плясали на ветру. Удары грома звучали все реже и тише, пока не перешли в негромкое рокотание. Снег продолжал падать, и слой его на земле достигал щиколоток. Ручей приобрел темный, маслянистый оттенок.

Калеб сверился с компасом, повернул Трея влево и начал затяжной подъем по диагонали склона. Казалось, заброшенная древняя тропа, укрытая свежим снегом, поблескивает по-иному, чем обычная заснеженная дорога. Калеб посмотрел на едва различимую тропу, уходящую к низким облакам, и подумал, хватит ли у лошадей сил добраться туда.

Первыми исчезли осины, затем ели и пихты, и с достигнутой высоты лес стал казаться черно-белым окаймлением низин и оврагов, находящихся на тысячу футов ниже Калеб и Виллоу оказались подвешенными между свинцовым небом и белоснежной землей. Завеса из снега струилась, то скрывая, то вновь открывая ландшафт. Далеко внизу ручей вился черной лентой по узкому отвесному, запорошенному снегом оврагу

Порывы ветра относили в сторону падающие хлопья, разгоняли облака, скрывающие вершину перевала. Калеб впервые различил цель их восхождения. Однако нужно было пройти по крайней мере еще не меньше мили, еще около тысячи футов карабкаться по крутой скале, чтобы достигнуть наконец места, где растаявший снег побежит на запад, а не на восток.

Калеб остановился и спешился. Измаил и Дьюс находились в двухстах футах от него. Кобылы значительно отстали. Двух последних не было видно за завесой снега. Когда порывы ветра разогнали снежную мглу, внизу, на расстоянии мили, стало видно, как они, выбиваясь из последних сил, медленно карабкались вверх.

Измаил, преодолев последние ярды, приблизился к Трею и остановился, опустив голову, натужно дыша, жадно хватая разреженный воздух. Калеб помог Виллоу слезть, поддерживая ее одной рукой и в то же время ослабляя подпругу седла. Когда ветер затихал, от лошадей валил пар и слышалось их хриплое, тяжелое дыхание.

— Я пойду пешком, — сказала Виллоу.

— Нет.

Калеб посадил Виллоу на Трея и привязал длинной веревкой Измаила к седлу Трея. Он пошел впереди, ведя за повод своего жеребца. Оглянувшись назад, Виллоу увидела следующего за ней Измаила, прихрамывающего за ним Дьюса и вознесла молитву, чтобы отставшие кобылы смогли дойти.

Подъем был все круче, снег все глубже, и Калеб нередко проваливался в него по колено. Не легче было идти и лошадям. Через каждые сто футов Калеб останавливался и давал им отдохнуть. Даже Трей был основательно измотан. Он дышал словно после быстрой и продолжительной гонки. У Виллоу надрывалось сердце, когда она слышала его надсадное дыхание. И, несмотря на головную боль и тошноту, она решила спешиться.

— Оставайся в седле, — кратко сказал Калеб. — Трей гораздо крепче тебя.

Слова Калеба разделяли паузы, во время которых он жадно вдыхал воздух. Он был привычен к высоте, но здесь было свыше одиннадцати тысяч футов. Разреженный воздух и многодневная езда вымотали его так же, как и лошадей.

К тому времени, когда они достигли последней крутой скалы, Калеб останавливался каждые тридцать футов, чтобы немного успокоить дыхание, а лошади растянулись по трассе на несколько миль. В облаках появились просветы. Вдали блеснули золотые лучи, и предвечернее солнце осветило долины между окутанными облаками вершинами.

Трей остановился с опущенной головой. Воздух со свистом вырывался из его легких, бока раздувались словно меха; если он и мог пойти дальше, то лишь без Виллоу, каким бы незначительным ни был ее вес. Калеб отпустил подпругу и снял Виллоу с седла. Он повесил себе на левое плечо тяжелые багажные сумки, подхватил Виллоу правой рукой, и они двинулись вверх. Через несколько шагов Калеб остановился и издал пронзительный свист. Трей поднял голову и, с трудом отрывая ноги от земли, двинулся за ним. Ветром сдуло снег, и обнажились голые скалы. Они были темные, почти черные, разрушенные временем и льдом. Еле заметная тропа исчезла, но и без нее было ясно, куда идти. Калеб устремил взгляд на пустынный кряж впереди, закрывающий полнеба. Он едва обратил внимание на редеющие облака и пробивающиеся золотые лучи солнца.