Как укротить леди - Кейси Майклз Страница 45

– В свое оправдание могу только сказать, что в те дни стояла прекрасная погода и мне хотелось побегать со своими собаками по полям, а не позировать на фоне реки. – Лукас подошел и встал рядом с Николь. – Этот портрет писался вскоре после возвращения отца из России и Копенгагена, куда он ездил по поручению нашего правительства. Он отсутствовал больше года и действительно очень гордился своими успехами. На следующий месяц мы собирались ехать в Лондон, где, как говорили, сам король пожелал отметить его за службу. Дело в том, что он помог русскому императору Павлу убедить Данию присоединиться к Лиге вооруженного нейтралитета. Еще поговаривали, что его назначат следующим премьер-министром.

– Ужасно интересно, хотя, должна признаться, я была не очень внимательной, когда гувернантка пыталась вбить мне в голову историю нашей страны. Лидия определенно знает об этой Лиге вооруженного нейтралитета, а я могу сказать только одно: вы должны гордиться своим отцом. И вы поехали с ним в Лондон?

Покачав головой, Лукас взял ее за руку и подвел к дивану.

– Нет. Спустя три недели после того, как был закончен этот портрет, мой отец заперся у себя в кабинете и выстрелил себе в голову.

– О, Лукас! – Николь сочувственно погладила его по плечу. – Какой ужас! – Она снова взглянула на портрет. – А здесь вы все такие веселые и радостные! А что с вашей матушкой?

– Она живет в нашем имении Бэсингсток и никогда не появляется в свете. Бедная мама так и не оправилась после смерти отца. Не следовало бы мне на вас влиять, Николь, но я хотел, чтобы вы увидели этот портрет, хотел, чтобы вы увидели, какими были мои родители. Моему поступку нет извинений, но есть приведшие к нему причины.

Еда стояла нетронутой, пока Лукас рассказывал Николь, что случилось с его отцом. Она держала его за руки, не задавала никаких вопросов, только слушала, поэтому ему легче было говорить.

Когда он умолк, Николь отпустила его руку и уголком передника вытерла глаза.

– И люди действительно поверили, что ваш отец участвовал в заговоре с целью убийства? Но ведь когда императора убили, он уже уехал из России и находился дома, с семьей!

– Да, но были обнаружены какие-то связи, и отца обвинили в соучастии. Его вызвали в Лондон, где он должен был ответить на выдвинутое против него обвинение. Вероятнее всего, его приговорили бы к виселице. Но он не поехал и предпочел покончить с собой, чтобы оградить семью от позора. До прошлого года я считал своего отца предателем и трусом. Я ненавидел его за то, что он с нами сделал.

– Что же произошло в прошлом году?

– Не стану докучать вам подробным пересказом письма, которое я получил, – разумеется, анонимного. По словам автора письма, мой отец был невиновен, и его обвинили только для того, чтобы спасти от суда какого-то другого человека. Но отца все равно осудили бы публично и приговорили к казни. Другими словами, его самоубийство было не трусливым, а смелым поступком человека, желающего защитить свою семью. Весь прошлый год я пытался выяснить, кто автор этого письма и почему он написал мне. Николь прижалась лбом к его плечу.

– Я с ума бы сошла! Как вы вынесли эту пытку неизвестностью?

Она давала ему возможность сказать то, что он хотел сказать. Он обнял ее, набираясь храбрости, потому что после первого трудного признания ему предстояло сказать такое, что могло навсегда отвратить ее от него.

– Вы ничего не едите, – сказал он, отстранив девушку от себя и вставая. Ему нужно было расхаживать по комнате и видеть ее глаза.

– Я уже не хочу есть. Лукас, скажите мне, что считаете необходимым, и ни слова больше. Но прежде чем вы начнете, должна поблагодарить вас за то, что вы уже сказали. Вам это нелегко было. И обещаю вам, я никому ничего не скажу.

И брат считал ее еще маленькой? Нет, Николь не была ребенком. Несмотря на свой юный возраст, она уже знала и понимала, что значат душевные страдания и боль, и это делало ее старше своих лет.

– Благодарю, но, боюсь, то, что мне еще предстоит вам сказать, заставит вас изменить ваше отношение ко мне. Как раз на прошлой неделе мне пообещали назвать имя человека, который обвинил моего отца, чтобы отвести подозрение от себя, и, разумеется, я обеими руками ухватился за эту возможность. Я не колебался ни минуты, не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу того, что меня просили сделать. Хочу, чтобы вы это понимали. Я вовсе не горжусь своим поступком, а тем более тем, что невольно вовлек вас в эту историю. Я хочу одного – рассказать вам правду.

Николь расширившимися глазами уставилась на него:

– Я не понимаю.

Он схватил кружку, сделал глоток и сразу поморщился, сообразив, что это молоко, которое он терпеть не мог. Поставив кружку, он подошел к стойке с бутылками и налил себе бокал вина.

– И снова не стану утомлять вас подробностями. Но на прошлой неделе я неожиданно для себя произнес довольно пылкую речь насчет страданий простого народа из-за войны, этой проклятой погоды, скудного питания и высоких цен на зерно. И заявил, что существует огромная вероятность, что в Лондоне и по всей Англии начнутся бунты, если правительство не поможет беднякам.

Николь кивнула:

– Как тем несчастным солдатам, которых мы с вами видели.

– Да, именно. Случайно мою речь услышал лорд Фрейни, нашел меня достойным его целей и предложил открыть имя человека, обвинившего моего отца, за что я должен был помочь ему осуществить его планы. То есть если я выполню его указания, он сообщит мне интересующее меня имя.

Николь ничего на это не сказала, а только закусила нижнюю губку, и он поспешил закончить эту часть своей истории.

Он рассказал, как согласился выступить в роли агента-провокатора, проникнуть на заседание организации «Граждане за справедливость», о которой она знала по листовке, обнаруженной у горничной ее сестрой. Он должен был призвать собравшихся к восстанию, к маршу, чтобы Фрейни и его клика могли провести через парламент более суровые законы, которые помогут держать народ под железной пятой правительства.

И затем он поведал ей самое страшное. Слишком поздно он понял, что Фрейни надеялся использовать его для устранения своего врага. Назвав Лукасу имя человека, который свалил на его отца вину за предательство, и, зная, что Лукас отомстил бы ему, Фрейни избавился бы от того, кто стоял у него на пути, поскольку в его планы входило не столько усиление власти правительства, сколько собственное восхождение к вершине политической карьеры. Он мнил себя вторым Кромвелем, хотя и без благородных намерений последнего.

– А что бы вы сделали, если бы Фрейни выполнил свое обещание, Лукас? Наверняка он рассчитывал, что вы убьете негодяя – что ему и нужно.

– Да, на дуэли. Вероятнее всего, так и было бы. Я не разделяю мнения Фрейни о своих ораторских способностях, но, признаюсь, стрелок я довольно меткий. Понятно, что после убийства того человека мне пришлось бы покинуть Англию, но месть за отца и желание доставить покой измученной матушке того стоили. И я был полностью готов совершить все это.