Древнее проклятие [= Грешный и влюбленный ] - Кристина Додд Страница 45

— А что, вы не женщина разве? Все женщины на свете одним миром мазаны. Вам бы только языком чесать да вздор всякий молоть.

— Как вам не стыдно! — Силван почувствовала себя уязвленной. — А я-то вам жизнь спасала.

— Зачем? — Он отдернул руку, словно бы ему неприятно было не то что коснуться ее, но даже подумать об этом. — Чтобы в сумасшедший дом сплавить?

— Да вы что! Вы же — не сумасшедший, просто… — Она сама толком не знала, что такое с ним стряслось, но еще не приходилось ей встречать человека более здравомыслящего, чем Ранд. Она считала, что его ночные хождения как-то способствуют его исцелению, но вправе ли она утверждать это с такой уверенностью. Не ей про то судить. На ее глазах умирали раненые, а она не знала, как их спасти. Но она должна была переубедить Ранда.

И Силван сказала:

— Я не могу объяснить, почему вы бродите по ночам, и тем более не знаю, как это у вас получается, но я убеждена, что те избитые женщины — не ваших рук дело. :

— С чего вы взяли? — презрительно произнес Ранд.

— Я просто чувствую это. — Движимая отчаянием, она торопливо прижалась губами к его губам, а потом подняла голову:

— Разве я стала бы целовать вас, если бы боялась, что вы мне что-то дурное сделаете? Я ведь в ваших руках, и помощи ждать неоткуда.

— А может, вы тоже рехнулись, как и я.

— Наверное, так оно и есть. Однажды в полночь я увидела привидение.

— Что? — Его пальцы судорожно впились в ее шею.

Она вздрогнула, и он отдернул руку, словно Силван могла обжечь его.

— В ту первую ночь, которую я провела в вашем доме, я увидела духа. Помните? Но это был не дух, это были вы, теперь я поняла. Боже, никогда мне этого не забыть. — Закрыв глаза, она мысленно воскресила странное видение. — Вы ходили по холлу, на вас была белая ночная сорочка — ваша ночная сорочка. А человек, который напал на Перт, был весь в черном.

— Откуда вам это известно? — не успокаивался Ранд.

Ее глаза широко раскрылись:

— Она же мне сама сказала. Тогда, на фабрике.

Он растерянно молчал, словно ему и не верилось, и очень хотелось ей поверить. Потом помотал головой:

— Ну, это вряд ли доказывает мою невиновность.

— А когда вы наутро проснулись, ну, в то утро после моего приезда, вы грязь заметили? На простынях? Или на ногах?

— Нет, вот только ноги болели невыносимо. И всегда болят после того, как я похожу. — Ранд пошевелился, как будто ему было неудобно — слишком уж близко они сидели. Но когда она попыталась и на этот раз отодвинуться, он снова прижал ее к себе.

Значит, не совсем разонравилась ему эта жизнь, если приятно было обнимать хорошенькую девушку. Вот если бы удалось вернуть ему веру в себя!

— Ходить-то вы ходите, но только по дому. Не на улице.

— Откуда вам это известно? — Он фыркнул, но было заметно, что в душе его зашевелилась какая-то надежда.

— Потому что Перт говорила, что было не очень темно, когда на нее напали. — Он мог бы возразить, но Силван склонилась к нему и придавила пальцем его губы. — А в тот вечер, если помните, вы подняли меня с постели и заставили вытаскивать занозу из вашей ладони. Когда я от вас уходила, было около одиннадцати вечера, а когда я увидела, как вы ходите по коридорам, только-только пробило полночь. — Ранд насупил брови, задумавшись и что-то высчитывая в уме, а она стояла на своем:

— Меньше часа прошло, за это время вы бы ни за что не успели выбраться из дому, повстречать эту женщину, избить ее, да еще назад вернуться.

Силван почувствовала, как затрепетало его тело. Ранд все еще не верил ей, но очень хотел поверить. Тогда, отчетливо выговаривая каждое слово, она произнесла:

— Кто-то увидал вас, понял, что вы уязвимы и беспомощны, и, не знаю уж зачем, уверил вас в том, что вы одержимы и безумием, и звериной жестокостью. Но вы не безумец и не бессердечный зверь. Иначе вам не пришло бы в голову мучиться угрызениями совести и кидаться вниз со скалы.

— Если бы я бросился со скалы, мне никак не удалось бы достойно вознаградить вас. А награды вы более чем заслуживаете.

Она со вздохом откинулась назад.

— Так вы верите мне?

— Верю.

Ему бы от восторга прыгать, что все его страхи оказались напрасными, или иначе как-то свою радость выражать, а он с места не двигается. В себя прийти не может, что ли? Да нет, поняла Силван, просто Ранд другой способ нашел отпраздновать свое счастье. Его ладони поднялись на ее предплечья, скользнули по спине, обхватили ее лицо. Он решительно притянул ее к себе и поцеловал сначала в щеки, потом в нос, потом в губы.

— Ты мне жизнь спасла, — прошептал он. — Отныне я твой навеки.

Силван ничего не ответила — сил на слова не было, да и облегчение оказалось неожиданным, и он воспользовался ее изнеможением в полной мере. Ласково шепча и настаивая, он выпросил у нее согласие раскрыть губы, а когда она на это пошла, его язык принялся творить для нее небывалые на ощупь и на вкус ощущения. Где-то вовне океан ласкал берега своими волнами, а Ранд добивался ее отклика своей опытностью. Она дышала им, стонала им, мучилась им. Как ему удавалось вызвать у нее желание одними лишь своими прикосновениями?

Быть может, надо было сдерживать себя, но волна благодарности поднималась в ней, и Силван ничего с нею не могла поделать. Ранд цел и невредим. Она тому причиной. Она спасла человека. Она доказала себе, что достойна любви, и ей хотелось с кем-то поделиться своим ликованием. С кем-нибудь. С Рандом.

Но вот холодок утреннего воздуха скользнул по ее коже. Силван приподняла голову. Оказывается, вырез платья раскрылся и обнажил грудь. Это Ранд, отвлекая ее поцелуями, расстегнул все крючки, и Силван судорожно схватилась за ворот, пытаясь привести платье в должный вид.

Он глядел на нее глазами, полными обожания.

— Я только посмотрю.

Силван нервно облизала губы и ничего не ответила.

— Если ты в самом деле меня не боишься, позволь мне поглядеть. Только разочек глянуть, — уговаривал Ранд.

Она разгадала его замысел с самого начала. Он воспользовался ее сочувствием, чтобы превратить в безвольную куклу, предназначенную еще сильнее разжечь тот огонь, который пожирал его изнутри. Но потом это его саморазрушительное пламя было поглощено воспламенившейся страстью, а страсть — она для тех, кто смог уцелеть, спастись.

О чем-то таком ей грезилось. Наверное, ей так бы и не довелось испытать такого удовольствия, не сложись обстоятельства так, как они сложились. И Силван сдалась. Ее пальцы сами потянули платье вниз.

Глаза Ранда застыли на ее груди, прячущейся под тонким хлопком сорочки. Медленно, очень медленно он потянулся к ней. Еще не поздно было бежать, найти пути к отступлению. Но Силван, полузакрыв глаза, нежилась в объятиях Ранда, предвкушая какое-то неизведанное наслаждение.