Спроси свое сердце - Ванесса Фитч Страница 45

Джейн почувствовала жалость к Мартину. То, что он только что рассказал, объясняло все странности его отношения к женщинам и сексу.

– С этого дня я пошел отцовской дорогой, – продолжал Мартин. – Постарался ни в чем не напоминать мать. Возвращаясь мыслью назад, я понимаю, что ужас перед какой бы то ни было зависимостью от неконтролируемого желания определил мою личную жизнь. Я сходился только с холодными, сдержанными женщинами. Линда была почти асексуальна в той же мере, в какой все предшествующие старались быть ими в угоду мне.

– И ты… ты не вернулся к ней, когда покинул меня в первый раз?

– Боже мой, нет же. Послушай, сейчас я уже могу признаться во всем. Я никогда официально не был с ней обручен, хотя и думал об этом.

– Но… ты говорил…

– Джейн, мы оба наговорили много неправды. Я также не занимался любовью с Линдой всю ту неделю после встречи с тобой. О, должен признаться, я пробовал. Я был ужасно раздражен, стремился тебя забыть и еще пытался убедить себя, что все мои чувства – просто обычная неудовлетворенность. И от нее можно легко избавиться в постели с другой женщиной. Но стоило мне прикоснуться к Линде, как я понял, что не могу думать ни о чем, кроме зеленых глаз и золотистой копны волос…

Его взгляд остановился на этих зеленых глазах, в которых теперь светилась только любовь.

– Я сказал тебе, что обручен, в надежде обрести защиту против той бури чувств, которую ты подняла во мне. Чувств, которые я теперь готов боготворить, – пробормотал он, приблизив к себе лицо Джейн. На сей раз его поцелуй был долгим и томительным, наполненным такой любовью, что Джейн была поражена: как она могла предположить, что Мартину знакомо лишь грубое плотское влечение.

– А как твои родители? – спросила она с тревогой, когда их губы, наконец, разъединились. – Что они скажут?

– Отец разволнуется, а мать будет гордиться мною.

– Но…

– У меня был долгий разговор с матерью сегодня вечером, когда я заскочил в Сидней, чтобы взять с собой кое-какие вещи.

– Ну и?

– Она заставила меня увидеть то, чего я никогда не понимал: что любовь на свете превыше всего.

– И ты больше не осуждаешь ее?

– Нет. Хотя и жалею. Она действительно любит моего отца, но брак у них не удался. Он никогда не мог дать ей ту любовь, о которой она мечтала. Если у нее время от времени возникали иллюзии в отношении других мужчин, вправе ли я ее судить?

– Мне кажется, я начинаю любить твою мать.

– Она уже любит тебя, потому что ты превратила ее сына из бумажного тигра, каковым он пребывал до сих пор, в настоящего мужчину.

– Ты всегда был настоящим мужчиной, Мартин, – приободрила она его, похлопав по плечу. – Любой мужчина, сделавший то, что сегодня сделал ты, остановившись, когда страсть должна была побуждать тебя продолжать… Мне кажется, это было прекрасно. Мне кажется, ты был прекрасен.

– Боже, не напоминай мне. Я вовсе не желал останавливаться.

– Но остановился. И это главное. Ты сделал то, на что Стивен был не способен.

Мартин вздрогнул, как от электрического удара, схватив Джейн за локоть.

– Какого черта! Что еще за Стивен? Я думал, твоего мужа звали Боб!

Джейн растерялась на мгновение.

– Я говорю о Стивене Мак-Кое, герое твоих книг.

– Герое! Этом рыскающем ублюдке! Эй, ты что же – читала мои книги?

– Лишь одну.

– Гм… Мне кажется, сегодняшние расследования еще не закончились. И какую же? – Он развернул ее, и они вместе направились к выходу.

– «Суд над Нормой Пикок».

– А… это моя первая.

– Мне понравилось, Мартин. Очень. Ты замечательный писатель.

– Гм… Отлично звучит. И насколько же замечательный?

– Насколько велик океан?

Они оба рассмеялись, и смех эхом разнесся по дому.

В дверях Мартин остановился и повернулся к женщине, которую любил больше самой жизни.

– Поцелуй меня, Джейн, – попросил он.

Она выполнила его просьбу.

И если бы двое влюбленных, слившихся в одно целое, не были в этот момент столь безразличны ко всему, что происходило вокруг, они бы, конечно, услышали тихий шелест за их спинами. И увидели бы, как ветер перебирал страницы раскрытой книги, лежавшей в пустой колыбельке, пока не остановился на той странице, где крупными буквами было напечатано имя Доминик.

Никогда более ветер не заставит противно скрипеть колыбель, потому что ей недолго осталось стоять пустой и холодной. Наоборот, в стенах детской будет часто звенеть смех. В дом, который ранее вызывал жалость, въехала семья. Семья, наполненная любовью. Семья, у которой есть будущее.

Мечты старой хозяйки дома начали сбываться.