Взрывная Шипучка - Амалия Март Страница 45

— Май, я тебя прошу, примерь то чёрное платье. Не зря ж Коко Шанель про него заливала, — снаружи скребётся Гуся.

— Сначала я примерю утят! — твердо говорю я, вылезая из футболки и стягивая шорты.

— Что ты в них так вцепилась?

— Ничего ты не понимаешь! — кричу, забираясь головой в горловину.

Так, руки просунулись, голова на месте, в груди, правда, жмёт и ниже не опускается. Черт. Ткань скрутилась. Скачу, как ненормальная, пытаясь расправить ткань по спине, выгибаюсь дугой, ломаю ноготь.

— Ай!

— Что? Размерчик не твой? — ехидно заявляет подруга по ту сторону ширмы.

— Слегка скрутилось, ща все будет, — уверенно выдаю я, а сама уже вспотела вся от этих акробатических фокусов.

"Надо просто снять его и заново одеть!" — приходит мне гениальная мысль. Берусь за края скатавшегося на груди валика и, подпрыгивая на месте, тяну вверх. Мать. Твою. Оно ни в ту, ни в другую сторону не идёт.

Глубоко выдыхаю и опускаю руки. Из зеркала на стене на меня смотрит взмыленное лохматое существо в одних розовых труселях и платьем, едва прикрывающим недо-грудь. О! А тут еще и рукава — фонарики! Жаль, в целом образ не оценить!

— Гу-у-усь, — жалобно тяну я.

— Что? Застряла? — ехидно замечает подруга.

— Па-ма-ги-те, — тоненько пищу я.

Шторка отъезжает и в импровизированную кабинку заходит Гуся. Осматривает меня с ног до головы и тяжко выдыхает.

— Поворачивайся спиной, — я послушно разворачиваюсь в тесном пространстве. — Упрись ладонями в стену, — продолжает командовать подруга.

Ее пальцы быстро проникают под ткань и вытягивают застрявшую подкладку, торчащую, почему-то аж у самых ушей. Но дальше дело снова не двигается.

— Тут молния, ты ее не расстегнула! — ругается Гуся. Пищит ее телефон, но она не реагирует, пытаясь пробраться к собачке.

— Я не увидела, — хриплю я, рассматривая серую штукатурку стены.

— Так, она застряла, не двигайся.

Подруга с ожесточением дёргает язычок молнии, отчего меня не хило кидает по кабинке.

— Сейчас, почти, ещё немного, о, да, — молния, наконец, начала поддаваться.

Но пройдя пятисантиметровый путь, опять застряла.

— Ну же, — дергаюсь я в руках моего спасателя. — Давай сильнее!

— Я стараюсь! Помогай мне, подвигайся немного, присядь, — она снова берется за край платья и пытается стянуть его с меня так, не расстегивая молнию до конца.

Я снова кручусь в ее руках. Ткань, наконец, начинает скользить вверх. Я задираю руки, чтоб безболезненно выскользнуть из него, но цепляюсь серёжкой за внутренний подол.

— А, а, — почти ору я.

Резко вырываюсь из рук подруги и падаю на пол. Слышится дикий грохот и мне сложно поверить, что я тому причина. Я лежу, распластанная на полу, с задранными вверх руками, и ткань мешает мне увидеть насколько все плохо. Из кабинки я явно вывалилась, а под головой чувствую чей-то ботинок. Это что ж, все мои трусы с известным зайцем видят? Позорище-то какое.

— Май, вставай, — шипит над головой Гуся.

А я и рада бы, но как? Не видно же ни черта! Переворачиваюсь на живот, сгибаюсь в три погибели и, как гусеничка, ползу в сторону, как мне кажется, раздевалки. Но тут упираюсь в стену. Или нет. Судя по тому, как стена от меня отскакивает.

— Простите, — на всякий случай говорю я и продолжаю ползти.

— Да стой ты! — догоняет меня голос подруги.

Она наклоняется и одним рывком стягивает с меня удушающую ткань.

— А! — снова ору я. Потому что, во-первых, бедное мое ухо, а, во-вторых, прямо перед глазами чужие ноги.

Поднимаюсь с колен, прижимая к голой груди горе-платье, и осматриваю помещение. Я явно стала звездой дня. По меньшей мере, человек шесть наблюдали мой позор. И как я кряхтела в примерочной, и как из нее выпала, и как ползла полуголая, сверкая задницей с кроликом. Насмешливые взгляды покупателей пополам с ошеломленными продавцов, не сводят с меня глаз.

Провалиться бы под землю, но феи-крестной у меня нет, так что приходится гордо задрать голову и шагнуть обратно за ширму. Как только тяжёлая ткань скрывает меня от людей, по тесному подвальчику разносится дружный гогот.

Мать. Твою.

Я быстро натягиваю свою одежду, комкаю платье-моей-детской-мечты и вылетаю к кассе, где стоит Гуся.

— Пошли отсюда, — шиплю я, закидывая утят обратно в корзину у выхода.

— Подожди, — останавливает она меня ладонью. И только тут я замечаю, что она вся красная от злости и кидает гневные взгляды на девушку за прилавком. — Нам тут запрещают здесь впредь появляться!

— С чего это?

— За аморальное поведение! — сквозь зубы говорит девушка на кассе. Ну, как девушка, молодящаяся курочка-гриль за сорок. — То, что вы там творили… Мы этого не приемлем! Как не стыдно вообще, приходить в магазин для… для…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Для чего? — не врубаюсь я. — Примерить одежду?

— Я охрану здесь поставлю и камеры повешу! — задыхаясь от негодования, продолжает она.

— Пошли, короче, — берет меня под руку Гуся.

Мы поднимаемся по лестнице и толкаем тяжёлую дверь, чтобы оказаться на улице.

— Что это было вообще?

— Она думает, что мы того, — лыбится подруга.

— Чего — того? — я снова туплю.

— Ну, тискались там с тобой.

— ЧЕГО?

— Ага, прикинь. Говорит, идите со своей "партнершей", — Гуся изображает кавычки в воздухе. — В психушку лечиться. Кино западное, видимо, пересмотрела.

— С чего она вообще это взяла! — возмущаюсь я. — Что за бред вообще!

— Очевидно звуки, которые мы издавали, мало походили на примерку! — Гуся уже откровенно ржет.

И невольно я сама прыскаю от смеха.

— Офигеть, сходили за платьем. Опозорилась, еще и унизили…

— Ладно, одолжу тебе мое парадно-выходное. Оно на все случаи жизни подходит. Идеальное вложение.