Роман в утешение. Книга первая - Татьяна Герцик Страница 45

Неужели я совершенно не разбираюсь в людях? Почему я ни разу не заподозрила фальшь в признаниях Романа, тем более, что я его никогда ни о чем ни просила? Зачем он мне это говорил? Считал, что это проходной комплимент, который полагается говорить постельным партнершам?

От этих горьких мыслей мне захотелось завыть и что-нибудь разбить. Я даже приподняла тяжелый бритвенный прибор Пронина, желая шмякнуть его об стекло, но передумала. Это же дурная примета, и неизвестно против кого она обернется. Скорее всего, против меня.

За этими переживаниями не сразу сообразила, о чем сказал Александр. Но, вспомнив, начала лихорадочно обдумывать появившуюся возможность. Пограничники! Пусть не наши, но можно же обратиться к ним за помощью и попытаться прорваться в российское посольство? Но что я им скажу? Что меня похитили? Причем три месяца назад и я ни разу за это время не сообщила местным властям об этом факте?

К тому же вся команда под присягой подтвердит, что я сама, без всякого давления, взошла на борт. А ерунду всякую говорю потому, что поссорилась с любовником и вымещаю на нем злость. А если добавить к этим словам взятку, которую Роман непременно даст, чтобы отвязались, то мой демарш будет просто поводом для того, чтобы сторожить меня еще лучше.

Нет уж, не настолько я глупа, чтобы бузить в чужой стране. Вот вернемся в Россию, тогда…

Вернувшись в каюту, я включила кондиционер и шмякнулась обратно в постель. Она уже согрелась и того удовольствия, что прежде, не было. Или это оттого, что рассыпалась моя очередная иллюзия? Роман в утешение…

Это ж надо такое сочинить! Нет, я действительно экзальтированная дурочка. Постоянно выдумываю того, чего нет и никогда не было. И почему я решила, что Роман в меня влюбился? У него неудовлетворенная похоть взыграла, и ничего больше. Скоро придет пресыщение, и он выпнет меня прочь, как надоевшую собачонку.

Снова стало больно. Очень больно. А вот не надо надеяться на что-то более возвышенное, чем тривиальное кувыркание в кровати. Душа замерла, и я холодно подумала: мне нужно спокойно, без лишних эмоций, изобрести способ побега от этого непорядочного, примитивнейшим образом использующего меня человека.

Как обычно, способ лежал на поверхности, стоило только чуть-чуть раскинуть мозгами.

– Я не хочу встречать Новый год в чужой стране! Без елки, без снега, какой же это Новый год! – мой голос звучал обижено, как у обманутого ребенка.

Роман сразу почувствовал себя виноватым. Невооруженным глазом было видно, как он раздирается надвое противоречивыми желаниями – и мне угодить, и впросак не попасть. Ведь в родной стране мне гораздо легче будет от него сбежать. Я чувствовала, что он мне не доверяет, и правильно делает.

Наконец, что-то прикинув, он согласился:

– Хорошо, милая. Если ты так настаиваешь, поедем в Россию. Но, думаю, католическое рождество нам лучше встретить в Европе. Здесь это настоящий праздник. Тебе понравится, вот увидишь!

Выиграв в большом, я не стала спорить в малом. В Европе, так в Европе. Мне даже не верилось, что после четырех месяцев скитаний я наконец-то увижу Москву, снег. И, уж конечно, встречусь с детьми.

Рождество мы встречали в Риме. Во-первых, город располагался довольно близко от моря, а, следовательно, и от нашей яхты, вставшей на рейде неподалеку от впадения Тибра в море, во-вторых, я еще никогда не видела католического рождества во всем его блеске. Это и в самом деле было на редкость впечатляющее зрелище.

Больше всего мне понравилась празднично украшенная площадь перед собором святого Петра. Елки, во всяком случае, такой, как в Москве, не было, как не было и снега, но даже днем разноцветные огни и украшения придавали площади такой праздничный вид, что было понятно – впереди большое торжество.

Все улицы, все витрины были украшены яслями, волхвами, шестиконечными звездами, ковчегами и прочими атрибутами католического рождества.

А уж Санта-Клаусов была настоящая армия. В смешных коротких красных штанишках, с белоснежными бородами, они казались забавной копией нашего деда Мороза, который по возрасту гораздо древнее Святого Николая.

Правда, никаких Снегурочек рядом с Санта-Клаусами не наблюдалось, что наводило меня на мысль о столь пестуемой на Западе женской дискриминации. Действительно, почему бы феминисткам всех стран не объединиться и не назначить Санта достойную спутницу?

В сочельник мы пошли в ресторан, где досидели до утра, но никакого веселья в разнузданном русском стиле не было и в помине, что мне очень понравилось. В наших ресторанах всегда найдется перебравший псих, который сочтет своим долгом испортить настроение всем остальным посетителям.

Но русских, кроме нас с Романом и охраняющей нас, вернее, караулящей меня, парочки Вадим-Марина не было, поэтому всё прошло на редкость чинно-благородно. Присутствующие периодически торжественно пели рождественские гимны, что мне, если честно, казалось своего рода кощунством. Что сказали бы наши священники, вздумай мы исполнить «Аве, Мария» в отечественном кабаке?

Двадцать седьмого вечером мы в составе двенадцати человек: я с Романом, Вадим с женой, повар со своими помощниками, личные секретари Пронина, члены команды Вадима и несколько человек из команды яхты, сидели в зале ожидания в международном аэропорту Леонардо да Винчи и ждали объявления на посадку.

Сначала я не обратила внимания на расположение членов нашей команды, но когда заметила, то не знала, смеяться мне или злиться. Они окружили меня аж двойным кольцом, из которого мне было не прорваться, хоть умри.

Роман крепко держал меня под руку, рядом, но чуть сзади, стоял Вадим. Марина и прочие охранники расположились цепью впереди. Вторым кругом стояли все прочие, тоже не сводившие с меня внимательных глаз.

Мне было и смешно, и досадно. За дурочку они меня принимают, что ли? Ну, был бы это московский аэропорт, их рвение было бы вполне оправдано, но здесь? Неужели они думают, что я сбегу от них в Риме, чтобы навсегда остаться в Италии?

Они даже за пивом и в туалет не отходили, отчего я почувствовала себя пупом земли и возгордилась. Задрав нос, высокомерно спросила у Романа:

– И доколе это будет продолжаться?

Его несколько сбил с толку мой высокопарный стиль, и он пугливо переспросил:

– Что продолжаться?

– Эта плотная опека?

Мой взмах головы не оставил у него сомнения в том, что я всё заметила. Но Пронин даже не сделал вид, что смущен. Наоборот, еще сильнее вцепившись в мой локоть, как голодающий клещ, он недовольно прошипел:

– Вот именно, до каких пор ты будешь надо мной издеваться?

Резкое перемещение меня из обвинителей в обвиняемые меня вовсе не обескуражило, как он надеялся, а разозлило. Я молча смотрела на него, ожидая разъяснений, и он несколько сник под моим обвиняющим взглядом.

– Выходи за меня замуж, роди ребенка, и будешь свободна, как птица.