Рожденная в огне [= Огненная роза ] - Нора Робертс Страница 45

Сразу же ей ослепила глаза сверкавшая под лучами заходящего солнца жестяная крыша чьего-то амбара, запахло сеном, жимолостью, свежескошенной травой. Беспокойство, которое не отпускало ее с той поры, как она вернулась из Дублина, стало быстро улетучиваться, освобождая душу, снимая напряжение с тела.

Начались дома фермеров, где во дворах сушилось на веревках белье, играли дети. Вот развалины старого замка – величественное нагромождение серых камней, за которыми жили когда-то призрачные теперь герои сказаний и легенд, установившие еще в незапамятные времена тот образ жизни и порядок мыслей, что во многом сохранились и до сих пор.

Еще один поворот, глаза уловили отблеск реки, которая текла среди высокой травы, а затем началась деревня.

Домов здесь в последнее время стало намного больше, они тесно примыкали друг к другу. Новые постройки вызывали у нее вздох сожаления – уж очень примитивны были эти блочные домики, очень неряшливо покрашены в какой-то тускло-коричневый цвет. Ее душа художника страдала от их вида. И только большие ухоженные сады смягчали уродство.

Она выехала на главную улицу, миновала мясную лавку, аптеку, небольшой магазин Дэвида Райана и совсем маленькую опрятную гостиницу, когда-то принадлежавшую деду.

На минуту она остановилась, сошла с велосипеда. Захотелось представить, как ее мать жила здесь, когда была девочкой. И, судя по тому, что рассказывала миссис Суини, очень красивой девочкой да еще «с голоском ангела».

Если это правда, почему у них в семье почти не звучала музыка? И почему, не могла понять Мегги, никто и никогда при ней не упоминал о былых талантах Мейв Фини, ныне Мейв Конкеннан?

Надо бы спросить, подумала она. И лучшего места, чем пивная О'Малли, для этого не найти.

Когда она ставила велосипед, возле нее остановилась семья пеших туристов – муж, жена и двое детей. Женщина с увлечением снимала видеокамерой «настоящую ирландскую деревню», на фоне которой ей позировали остальные члены семьи. Видимо, Мегги попала в ее объектив, потому что, отвлекшись от камеры, женщина приветливо помахала ей рукой и сказала:

– Добрый вечер, мисс.

– Вам тоже.

Будучи в благодушном настроении, Мегги даже никак не реагировала, когда у слыхала, как женщина тихо сказала мужу:

– Заметил, какой у нее прелестный акцент? Спроси ее о чем-нибудь, Джон. Я хочу записать на пленку.

– Э.., простите… – неуверенно начал мужчина. Мегги повернулась к нему, решив продолжить игру.

– Могу я чем-нибудь помочь вам? В свою речь она постаралась вложить как можно больше западноирландского акцента.

– Если не затруднит, мисс. Мы хотим поесть где-нибудь здесь. Местную пищу. Что бы вы посоветовали? Мы только сегодня из Америки.

– Что ж, если желательно чего-нибудь особого, то в пятнадцати минутах отсюда находился замок Дромоленд. Это отразится на ваших кошельках, но аппетит будет удовлетворен как нельзя лучше.

– А что-нибудь попроще? – смущенно спросила женщина.

– Ничего не может быть проще и лучше, чем вот эта пивная. – Мегги указала на вывеску Тима О'Малли. – Там такие чипсы – пальчики оближете, ну и все остальное. И сам хозяин тоже достоин всяческого уважения.

Она с искренним удовольствием делала рекламу заведению О'Малли, а два американских мальчишки смотрели на нее, как на существо, выпрыгнувшее из межпланетного летательного аппарата.

– Ас детьми туда пустят?

– Здесь Ирландия. Детей у нас пускают везде. Желаю вам приятного путешествия и хорошего аппетита.

Мегги повернулась и пошла по дорожке палисадника ко входу в пивную. Здесь было, как всегда, сумеречно, дымно и пахло пивом и жареным луком.

– Как дела, Тим? – приветливо спросила Мегги, усаживаясь за стойку бара.

– Смотрите, кто к нам пожаловал! – Тим О'Малли расплылся в улыбке, ни на минуту не отрываясь от обычного дела. – Как поживаешь, Мегги?

– Все в порядке, только голодна, как волк, и надеюсь на твою помощь.

Она обменялась приветствиями с несколькими посетителями, сидевшими за крошечными столиками и рядом с ней, у стойки.

– Что закажешь? – спросил хозяин.

– Сандвич с хорошим куском мяса и чипсы. А чтобы не скучно ждать – кружку пива.

О'Малли, словно эхо, повторил заказ, повернувшись в сторону кухни, в то время как руки его уже наливали пенную жидкость.

– Как там в Дублине? – с интересом спросил он. – Все на месте?

Положив локти на стойку, Мегги охотно принялась рассказывать Тиму про город, и в это время в пивную вошли американские туристы и уселись за столик.

– Значит, у тебя на выставке подавали шампанское и гусиную печенку? – удивленно переспросил Тим, покачивая головой. – Ну и ну! И все глядели на твои стекляшки? Ох, девочка, жаль, твой отец не дожил до этого дня. Он так бы гордился тобой. Как петух!

– Да уж… – Она с наслаждением втянула запах, когда Тим поставил перед ней тарелку. – Но, по правде сказать, твой сандвич с мясом я не променяю ни на какую гусиную печенку!

Тим удовлетворенно рассмеялся.

– Ах ты, моя радость!

– И знаешь, Тим, – продолжала Мегги, – вышло так, что бабушка того человека, кто устроил выставку, хорошо знала мою бабку О'Рейли.

– Ух ты! Ну и дела. – Тим потер свой необъятный живот. – Не зря говорят: тесен мир.

– Это верно. – Мегги решила продолжить разговор именно об этом. – Она тоже из Голуэя, та женщина, понимаешь? И знала бабушку, когда были еще девчонками. А потом они переписывались какое-то время, после того, как бабушка вышла замуж за О'Рейли и переехала сюда, в эту деревню. Стала хозяйкой гостиницы.

– Хорошо, что переписывались. Не зря говорится: старый друг лучше новых двух. Не так разве?

– Конечно. Бабушка ей писала про гостиницу и про свою семью. Про дочь, которая у нее родилась. Про мою мать то есть.

– Да что ты мне все разъясняешь? Будто не на моих глазах было?

Вот оно, подумала Мегги, поймался старик! Теперь вспомнит все, что нужно.

– Между прочим, бабушка упоминала в письмах, будто моя мать жутко хорошо пела. Так говорила та женщина. Только правда ли это? Ты должен знать.

– Ну, давненько это было. – Тим начал протирать посуду. – Еще до того, как ты на свет появилась. Но – что было, то было, теперь вспоминаю. Пела твоя мать, точно. Даже вот здесь, в этом самом зале. Чуть не в последний раз, перед тем, как бросить свое пение.

– Здесь, у тебя?

– А чего? Почему нет? Она не важничала. Любила петь, да и голос был – Божий дар. А до этого чуть не по всей стране ездила, везде пела. Дай Бог памяти, лет десять ее здесь не было, даже больше. Все разъезжала. Но после вернулась. Бабка твоя тогда приболела, что ли. Ну, я и спросил у Мейв, не споет ли у меня в пабе вечерок-другой, хотя тут ей, конечно, не Дублин и даже не Корк или Доннегал, где она привыкла выступать.