Под парусом мечты - Сара Ларк Страница 44

В «Оукс Гарден» война пока что не ощущалась, несмотря на то что в Великобритании в первых числах августа началась мобилизация. 5 августа Англия объявила войну Германскому рейху, и уполномоченный министр, Гораций Китченер, заявил, что боевые действия вполне могут затянуться на несколько лет. Но большинство придерживалось мнения, что война будет короткой, и добровольцы стремились встать под знамена. Такая необходимость имела место, поскольку Англия располагала относительно маленьким войском, которое использовалось в основном в колониях. Воинской повинности не было, но в порыве всеобщего воодушевления, видя пример Германии и Франции, англичане решили не отставать. В стране очень быстро набрали шесть новых дивизионов, и флот тут же перевез сто тысяч солдат во Францию.

В «Оукс Гарден» читали военную лирику и раскрашивали флаги. Естествознание стало более приближенным к действительности, поскольку требовались медсестры и учениц надо было обучить основам первой помощи.

Все это фактически пролетело мимо Глории. Уже была назначена дата ее отъезда: 20 августа отправлялось судно, которое должно было увезти ее из Лондона в Нью-Йорк. Семейство Мартинов путешествовало с небольшой труппой. В Америке они собирались нанять еще танцоров; они уже не так строго придерживались наличия маорийских корней. Те немногие певцы и танцоры, которые ехали с ними, по большей части работали в труппе годами и умели обучать новеньких. Одна из них, Таматея, пожилая женщина-маори, 19 августа явилась в «Оукс Гарден», чтобы забрать Глорию.

Вызвав девушку в кабинет, мисс Эрроустон бросала суровые взгляды на маленькую темнокожую женщину и даже чаю ей не предложила. Зато снова прочла лекцию, которую уже довелось выслушать Джорджу Гринвуду: образование женщин, особенно творческого характера, в военное время важнее, чем безопасность воспитанниц. Поскольку Англии ничто не угрожает, а уж Кембриджу и подавно, она, мисс Эрроустон, считает трусостью желание сбежать «в колонии». Таматея, с трудом говорившая по-английски, выслушала все это совершенно спокойно. Когда вошла Глория, она раскрыла объятия.

— Глория! Хаере маи! Я радоваться тебя видеть.

Таматея сияла, и Глория с чувством обняла ее.

— Я тоже счастлива, тауа! — поздоровалась она.

Она подзабыла язык маори, но гордилась тем, что помнит, как нужно здороваться. Было видно, что Таматея такому обращению рада. Она была из того же поколения и племени, что и мать Куры, Марама. Значит, для детей маори она была из «бабушек», и корни в данном случае не имели значения. Таматея была тауа, ее бабушкой. На протяжении последних лет Таматея стала для Глории почти родственницей. Старая танцовщица-маори всегда утешала ее во время турне, заботилась о девочке, когда на нее накатывал очередной приступ тоски, защищала от злых шуток других танцовщиц.

— Видимо, у твоих родителей не нашлось времени, чтобы приехать за тобой, — язвительно заметила мисс Эрроустон.

Таматея с улыбкой кивнула.

— Да. Нужно много готовиться. Поэтому послать меня. Поездом, потом каретой. Ты готова, Глория? Мы уходить!

Глория наслаждалась, глядя на мисс Эрроустон, лицо которой приняло желчное выражение. Она знала, что пожилую маорийку не так-то просто вывести из равновесия. В принципе, она была добродушной, но могла быть и довольно-таки строгой, если ее танцовщицы и танцоры нарушали правила. Иногда она даже осмеливалась критиковать западные трактовки маорийских пений и танцев в исполнении Куры-маро-тини. Конечно, Глория не всегда понимала смысл этих дискуссий, потому что Кура и Таматея спорили по-маорийски и говорили очень быстро. Но она видела, что Таматее довольно часто удавалось настоять на своем. Она была единственной тохунга-маори, которая задержалась в труппе. Почему она согласилась расстаться с племенем на долгие годы, оставалось загадкой. Однако в спорах с Курой очень часто слышалось имя «Марама». Может быть, Таматея представляла мать Куры, известную во всей Аотеароа музыкантшу? Может быть, была последней хранительницей традиции? Глория не знала, но радовалась отсрочке.

Путешествие с Таматеей прошло гораздо спокойнее, чем прошла бы поездка с Уильямом или Курой. Обычно Глорию забирал отец и разговор сводился к опросу по материалам последнего года обучения в «Оукс Гарден», а также подробных описаниях успехов Куры. Последние перемежались жалобами на оплату танцоров и трудности переездов.

— Ты рада, что едешь в Америку, тауа? — поинтересовалась Глория, когда сидела с Таматеей в карете, которая везла их в Кембридж. Вскоре парк «Оукс Гарден» исчез из поля зрения, но девушка даже не оглянулась.

Таматея пожала плечами.

— Для меня все страны одинаковы, — ответила она. — Нет ни одной, которая сравнилась бы с землей нгаи таху.

Глория печально кивнула.

— Ты когда-нибудь вернешься туда? — спросила она.

Пожилая женщина опять кивнула.

— Конечно. Возможно, уже скоро. Я становлюсь слишком старой для сцены. По крайней мере так считают твои родители. Дома-то нет ничего необычного в том, что бабушки танцуют и поют. Но здесь выступают только молодые. Я уже почти не выступаю. По большей части обучаю девочек, крашу их. Самое главное — раскраска. Я рисую на их лицах старые татуировки. И тогда не видно, что танцоры на самом деле не маори.