Украденная невеста - Бренда Джойс Страница 44

Кажется, она задела его за живое, нащупала больное место, но так и не смогла выяснить причину. Он в это время расправился почти со всей своей огромной порцией еды. Ее переполняли жалость и сострадание. Она никогда не видела, чтобы человек ел с такой жадностью и такой скоростью, разве что дикие голодные собаки.

— Шон, я больше не стану выпытывать у тебя, что с тобой произошло, — прошептала она, — ешь спокойно.

Вилка застыла у его рта. Он отложил ее и перестал есть. Потом взглянул на Эль с беспокойством.

— Прошу тебя. — Она попыталась улыбнуться и бессознательным движением погладила его плечо, но спохватилась и быстро убрала руку.

Он снова поднял вилку, и вдруг она услышала:

— Ты всегда шпионила. Подглядывала. — И уставился взглядом в стол. Или в прошлое. Потом лицо его смягчилось. — Ты была невыносима. От тебя ничего нельзя было скрыть.

— Я не хотела быть такой надоедливой. Просто испытывала потребность всегда быть рядом.

— Ты была невозможна… — повторил он.

Оба молчали. Кажется, он вспоминал прошлое, она так надеялась на это. Несмотря на все обстоятельства, странные и ужасные, она хотела бы больше всего на свете вернуть прежнего Шона.

Наконец она прервала молчание:

— Но ты всегда приходил мне на помощь, несмотря на мое надоедливое преследование, и спасал мне жизнь не один раз.

Он издал странный звук, отдаленно напоминающий смех.

— Это правда.

— Помнишь, как ты запретил мне идти на озеро, потому что всю неделю лил дождь. Я не послушалась, как всегда.

Он взглянул на нее:

— Ты никогда не слушалась.

— Я запуталась в водорослях и стала тонуть, но ты нырнул и вытащил меня. Мне было восемь или девять.

— Десять, — поправил он, — десять, потому что мне было шестнадцать.

— Как я могла забыть? Конечно, в Адере тогда появилась новая гувернантка, блондинка, очень красивая, и ты в тот же день оказался в ее постели.

Он посмотрел на нее внимательно, что-то изменилось в его взгляде. Ей вдруг стало жарко, сердце забилось от этого внимательного мужского взгляда.

— Я помню, она была стройная и очень высокая. Слишком высокая.

Он опустил ресницы.

Она стала осторожно разглядывать его лицо.

— И в то лето ты был влюблен в леди Селию, она была намного старше и…

— Ты ничего не ешь, — напомнил он.

Она вспомнила, как он танцевал на летнем балу с Селией, и она подглядывала за ними ревниво, но они ничего не замечали, увлеченные друг другом.

— Ты был влюблен?

Он пожал плечами:

— Я всегда был влюблен… Но эта любовь была недолгой.

Глаза его заблестели от воспоминаний.

— Значит, это была не любовь. Настоящая любовь никогда не умирает.

— Мне было всего шестнадцать. — Он снова хрипло засмеялся.

Она улыбнулась:

— А когда мне исполнилось шестнадцать, мама и папа отправили меня в Лондон, на два сезона. Помнишь?

— Мне было жаль тебя.

— Но как мне было тогда жаль себя! — воскликнула Эль. Она так ненавидела свой дебют в Лондоне, как и поездки в Бат, курорт, куда возили дебютанток. Ей было невыносимо тяжело там, и она чувствовала себя как в тюрьме.

Но Шон и тогда спасал ее. Она подняла глаза и увидела, что он внимательно за ней наблюдает.

— Шон, помнишь, ты приехал в Лондон на мой первый бал. Как же я тогда боялась.

— Прости, что я смеялся над тобой, когда ты надела первое бальное платье.

Она и забыла. Платье было очень красивое, но она в нем чувствовала себя долговязой, худой и высокой, как башня, она такой и была. Когда он засмеялся, она так ударила его кулаком в живот, что он согнулся от боли. Рука у нее была тяжелая. Эль ненавидела его в тот момент, но он был прав, это платье совершенно ей не шло. Но когда он пригласил ее на первый танец, и повел в центр зала, и ее рука оказалась в его руке, она была горда и благодарна ему. Она перепутала несколько фигур, но он так ловко поправил ее, что никто не заметил. И в конце ей даже понравилось танцевать.

— Ты со мной танцевал. — И, волнуясь, добавила: — Я теперь понимаю, почему любила тебя так сильно.

Он поднялся из-за стола:

— Сядь поешь.

Она покачала головой и отодвинула от себя тарелку. И тоже встала из-за стола.

— Шон, ты мне нужен. Вернись и стань прежним, каким был раньше.

Он лишь сердито дернул головой.

— Но я прошу тебя! — воскликнула она. — Нам надо больше говорить о прошлом. Все станет как прежде, и потом мы поедем вместе в Аскитон. Знаешь, там еще много работы. Девлин так и не отстроил третий этаж.

Он недоверчиво посмотрел на нее и насторожился.

— Мы можем вместе закончить последние комнаты. И все твои мысли об ужасах прошлого рассеются.

— Они никогда не покинут меня, — прервал он отрывисто. — Прекрати свои мольбы и не проси о том, чего я не могу дать…

— Но я не прошу у тебя любви! — воскликнула она горячо. — Пусть ты не полюбишь меня! Но главное — ты вернешься домой!

Он предупреждающим жестом поднял руку, останавливая:

— Нет!

Она подошла так близко, что ее лицо почти касалось его руки.

— Ты не можешь жестом руки взять и отослать меня прочь, как будто я привидение, преследующее тебя. Я не преследую, но преследует кто-то другой, и я хочу помочь.

Он снова ушел в себя.

— Некоторые тайны должны остаться тайнами… Я изменился. Тюрьма меняет людей.

— Как там было? Насколько тяжело? — Она должна была знать. — И что с твоим голосом? И почему ты такой худой?

— Это было плохо… ужасно. Как будто тебя похоронили живьем в черной яме.

Она не поняла сначала. Он говорит образно?

— Ты изменилась… и принадлежишь другому… Я тоже изменился. Я теперь преступник и бегу в Америку…

— Но есть вещи, которые не меняются никогда.

Он пытался остановить ее взглядом. Но она продолжала горячо и торопливо:

— Мы не можем изменить прошлое. Наше прошлое. Да, ты стал другим. И мне больно от этого. Но наше прошлое осталось. И я не забуду его. Никогда. И помогу тебе залечить раны, и если есть возможность вернуть тебя, я это сделаю.

— Нет. — Он резко развернулся и пошел к двери.

Она побежала за ним.

— Шон, ты хочешь сказать, что действительно сидел в настоящей яме? Два года?

— Не имеет значения, — раздраженно отозвался он.