Любить нельзя - Ева Ройс Страница 44

– Что ты делаешь? – меня обняли со спины. – Молоко греешь? Зачем?

– Для тебя, – выбравшись из кольца его рук, выключила плиту и перелила горячий напиток из плошки, добавила мед. – Достань масло из холодильника.

Марк выполнил поручение, но когда вручила ему дымящуюся чашку с целебным "зельем", поморщился и запротестовал:

– Я здоров как никогда. Честно.

– А с каких пор температура – показатель здоровья? – скептически приподняла бровь.

– Хочешь, докажу? – он понизил голос и подался вперед, готовый на новые подвиги.

– Конечно, – мило улыбнулась. – Я уже подготовила список вопросов, на которые ты можешь здорово ответить.

Парень сразу же сник. Тяжело вздохнул и, забрав молоко, сделал несколько глотков:

– Ты такая скучная, Поля.

– А ты такой хитрый. Идем ужинать. – Попыталась пройти к кухонному островку, но Марик оказался проворнее. Неуловимо быстро прижал меня к подоконнику и, склонившись к уху, прошептал:

– Ужинать? Если только моим ужином будешь ты. Хочу тебя и на обед, и на завтрак, и на полдник, и сейчас как самый лакомый десерт.

Его голодный взгляд обжигал. Касался моей кожи, проникая не то что под плоть – впечатывался в душу клеймом. А хаотичные, нетерпеливые поглаживания моей моей спины, бедер, снова талии заражали огнем, который распространился по всему телу с волной удовольствия, едва губы Марка прижались к моим.

Это действие сложно назвать поцелуем. Просто контакт. Он стоял, дыша моим воздухом, а я его – со вкусом меда и чего-то запретного, но не менее сладкого. Притягательного и волнующего.

– Черт! – быстрый, крышесносный теперь уже поцелуй. – Почему ты настолько вкусная, моя девочка? Тебя будто всю посыпали сахарной пудрой. С ума схожу…

Языком проводит по моей шее, несильно кусает чувствительное местечко. Я громко ахаю и сжимаю руки на его предплечьях.

– Попробуешь? Сахарная, – вернулся к моему рту и толкнулся внутрь наглым языком.

***

Мы вернулись к разговору лишь спустя час. Убрали учиненный беспорядок на кухне, потом спешно поужинали остывшей гречкой, которую нам обоим было лень разогревать, а затем поднялись в комнату Марика. Но когда шаловливые руки решили залезть под мои домашние шорты, несильно шлепнула по одной из них и демонстративно отсела подальше. К счастью, широкая кровать позволяла.

– Сначала вопросы, – непреклонно напомнила. – Забыл?

– Забудешь подобный облом, – он перебрался ко мне и обнял, притянув к своей груди. – Задавай, маленькая шантажистка.

В очередной раз за короткий промежуток времени глупо улыбнулась. Точнее, я, кажется, вообще не прекращала улыбаться. Скулы болели. Губы тоже немного ныли – это уже Марк перестарался.

Я поерзала, удобнее устроившись на парне. Тот что-то прошипел под нос, но на мой немой взгляд покачал головой, мол, все хорошо. Мысленно пожав плечами, переплела наши пальцы и спросила:

– Что за дела у тебя с Гошей?

– Не знаю, что у него, но у меня никаких дел с ним нет, – ленивым тоном протянул он, скалясь.

Я нахмурилась, недовольная ответом, и продолжила:

– Ладно. Какие у него с тобой дела? – и прежде чем он снова начнет увиливать, пригрозила: – Еще один подобный ответ и будешь спать в обнимку с подушкой.

– Жестокая женщина! Ну хоть с рукой спать не отправила. И то хлеб.

– В смысле "с рукой"? – развернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.

Марик рассмеялся и, хитро улыбнувшись, прошептал, одной ладонью обхватив мою шею, а второй чуть сжав подбородок:

– Хочешь, поясню? Стало интересно?

Погладил скулу, скользнул по шее вниз и обратно. Я, поняв, что он тянет резину, разозлилась:

– Прекрати мне зубы заговаривать!

– Хорошо-хорошо! – быстро согласился он. Я уже подумала, что к нему вернулась совесть из затяжного отпуска, как тот добавил невинно: – Все равно ты для подобной информации еще слишком мелкая.

– Идиот!

Начала решительно выбираться из его хватки, но, естественно, меня никуда не отпустили. Крепче прижали, легко поцеловали в губы.

– Так, перейдём к делу. Ты спрашивала, что с… гм… Гошей? Клинов что-то темнит, малышка. Явно надеется, что отхапает львиную долю нашей компании.

– Подожди, – несколько растерялась и прекратила всякое сопротивление. – Я знаю почти всех партнеров отца и акционеров, среди них нет фамилии Егора. Какое он отношение имеет к творящемуся?

– Все сложно, Поль. Факт его участия в возникнувших трудностях неоспорим. Однако мы разберемся и с этой проблемой.

– А дело папы? – голос предательски задрожал. О нем было больно вспоминать. А еще… становилось неловко. Он воспитывал нас с Марком как брата и сестру, как двух самых близких людей, а мы с ним… – Ты же говорил, что не согласен результатами суда и искал истинные причины произошедшего.

– Угу, – Марик мрачно кивнул. – И это тоже непросто. Я не берусь делать выводы, пока рано, у меня нет всех данных, но…

– Но? – поторопила парня, нетерпеливо кусая губы и сминая в пальцах подол своей футболки.

– Но кое-какие умозаключения мы с командой сделали. И они меня не радуют, Поль.

Несколько минут в комнате царила полнейшая тишина. Такая, что я уловила даже шум работающей стиральной машины на первом этаже. Я обмозговывала услышанное и пыталась поймать за хвост мелькнувшую, но быстро потрявшуюся среди бестолковых мыслей, догадку, а он задумчиво гладил мои ноги, чем сильно отвлекал. Горячая ладонь скользила по моей коже, оставляя за собой толпу жгучих мурашек и тонкие искры удовольствия.