Особое выражение лица - Вера Колочкова Страница 44

– Нет. Он давно умер. Я совсем одна, тетя Зина…

Что-то пробежало по рыхлому теткиному лицу, будто дернули его изнутри за веревочку – глаза ушли в щелочки, щеки дрогнули, губы сложились в сморщенный синюшный бантик.

– Так, стало быть, ты потому сюда и заявилась? Как бы на новое место жительства? Да?

– Нет… – растерянно улыбнулась Диля, не зная, куда спрятать глаза, будто виновата была в чем. – Я ж говорю – просто увидеть, познакомиться.

– Ну, увиделись. Познакомились. А дальше что?

Теперь уже будто Дилино лицо, она это почувствовала, дернуло изнутри за веревочку. Гордо вскинув голову, она прямо посмотрела тетке в лицо, проговорила с обидой:

– Да ничего! Не переживайте так, тетя Зина, я уйду сейчас! Отогреюсь немного и уйду! Только если бы у меня была родная сестра, то я бы…

– Молода еще попрекать-то меня, девушка! Я ж не гоню тебя, чего ты? Да и мать твою я не гнала, сама от позора уехала. Так что на мне греха нет. И не думай.

– Я и не думаю… Просто вы странно как-то меня встречаете.

– А чего ты хотела? Я тебя отродясь не видела и знать о тебе ничего не знала. А ты явилась – здрасте, я Машина дочка! Прямо как в телевизоре, передача такая была – «Жди меня». Только я тебя и не ждала совсем. Уж извини, коли что не так. Чаю хочешь?

– Нет. Спасибо.

– Да ладно, не обижайся на меня. Я ж не знаю, что у тебя на уме… Может, ты заселиться сюда хочешь? А у нас тут и без тебя повернуться негде. Да и вообще… Не ко времени ты заявилась, племянница, ой не ко времени. Зовут-то тебя хоть как?

– У меня таджикское имя – Дилфуза! – В один миг передумав называться красивым именем Дина, гордо вскинула голову Диля.

– Ну, Дилфуза так Дилфуза… Тьфу ты, язык сломаешь! Чего, не могла Мария тебе нормальное имя дать? Или отец настоял?

– Не знаю. По-моему, нормальное имя.

– Как хоть она там жила, Мария-то? Не обижал он ее?

– Нет. Не обижал. Наоборот, очень любил. Только она скучала по родным местам, плакала часто.

– Знаю я, по кому она скучала! Не столько по мне да по родным местам, сколько по Сашке Прозорову. Так и сохла по нем дальше, наверное! Потому и на убийство жены его Лизаветы решилась. Вся деревня так и гудела тогда пчелиным ульем, из дому нельзя было носу показать!

– Неправда! Никого мама не убивала! Да и в прокуратуре ее оправдали!

– Ну, мало ли, что там в прокуратуре… Знаешь, как на деревне? В каждом подворье свой прокурор сидит! Уж если решит что людская молва, вовек не отмоешься.

– И все равно – мама никого не убивала…

– Да ладно! Чего теперь ворошить прошлое. Ничего никому не докажешь. Хотя помяни его, прошлое-то, – оно и тут как тут! Нет, не ко времени ты сюда явилась, девка, совсем не ко времени… А у меня ведь, знаешь, тоже дочка родилась, когда Маша уехала! Я уж и не надеялась ни на что – послал бог счастье на сороковом году. Моей Светке сейчас двадцать восемь. А тебе сколько?

– Тоже двадцать восемь.

– Ишь ты! Значит, мы с Марией в один год… А ты замужем иль как?

– Нет. Я не замужем. Но у меня сын есть, Алишером зовут.

– А где он?

– В городе, у знакомых оставила. Тетя Зина, а почему я не ко времени? У вас что-то случилось, да?

– Так это… Свадьба у Светки на днях будет…

– Ну и что? Я же не напрашиваюсь. А подарок я куплю обязательно. Я теперь знаю, что у меня двоюродная сестра есть… А какая она, ваша Света?

– Да какая, какая! Обыкновенная! Девка как девка. Рыжая, в отца.

– А когда она придет? Я успею ее увидеть?

– Ох, да не надо бы тебе ее вообще видеть… – вдруг горестно вздохнула тетка, возложив пухлую ладонь со взбухшими синими венами на такую же пухлую щеку, и, будто сама испугавшись сказанного, свесила вниз плечи, просев на стуле квашней.

– Но почему? Я же ничего от вас не хочу… Я просто…

– Да ты не обижайся на нас, девушка! Ишь, плакать уже навострилась! Дело-то не в тебе, и не злые мы вовсе. Светка-то замуж выходит за Кольку Прозорова, сына Сашкиного! Понимаешь теперь? – виноватой скороговоркой протараторила тетка, захлебнувшись на выдохе. – Любит его Светка-то, шибко любит! Колька долго в городе жил, и подженился там, говорят, а теперь вот сюда, к отцу приехал. Не задалось у него что-то с городской сожительницей. Выгнала она его. А Светка все ждала, будто себя для него берегла… Вот и дождалась. Рада-радехонька, чуть только на Кольку этого и не молится. Хотя если б моя воля… Могла бы себе и получше мужика найти, а не подбирать то, че другим не гоже оказалось.

Вздохнув, она на минуту будто ушла в свои материнские ревнивые мысли, но тут же и встрепенулась, проговорила торопливо:

– Ну да ладно! Что теперь сделаешь, раз такая любовь. Я не препятствую, ей жить. И вроде все у них с Колькой складывается, а тут вдруг ты выпадешь им на головы, Машина дочка… Ну ты сама подумай, как это все будет? Сашка Прозоров до сих пор уверен, что Маша тогда Лизавету, Колькину мать, убила…

– Моя мама никого не убивала, тетя Зина.

– Да кто его знает, милая? Мать-то твоя мутная была девка, не от мира сего. Все книжки читала да стихи наизусть учила, будто барыня какая. И лицом, и фигурой не деревенская. Напридумывала себе небесную любовь, годами выстрадала, а чего там в Сашке любить-то было? Дурак дураком, прости господи. Теперь вот и породниться через Светку придется. Нет, нельзя им тебя показывать, нельзя. Ты пойми…

– Я все поняла, тетя Зина. Я уеду сейчас. Раз так, я Светиному счастью мешать не буду. В котором часу автобус до Пригожина отправляется?

– Да погоди, погоди, успеешь ты на свой автобус… Не обижайся на меня, ради бога! Я сейчас обед приготовлю, накормлю тебя, картошек с салом нажарю… Картошка нынче знатная выросла, и сало тоже хорошее, с нашего свинокомплекса.

– Нет, не хочу. Пойду я, тетя Зина. Где у вас тут автобус останавливается?

– Так напротив школы, это в конце улицы…

Диля торопливо поднялась, неловко запрокинула голову, с усилием сглотнула – попыталась не выпустить на свободу застрявшую внутри очередную обиду. Интересно, есть у человека свой лимит на обиженность? Для нее, похоже, природой не предусмотрен…

– Погоди! Погоди-ка, я сейчас!

Тетка шустро сползла со стула, поковыляла утицей в комнату, и было слышно из кухни, как она сопит натужно, открывая какие-то ящики. Диля так и стояла, запрокинув голову, боялась пошевелиться, потом выпрямилась, глянула на входящую в кухню тетку.

– Вот, возьми. Это тебе.

– Что это? – уставилась Диля на худосочную стопочку тысячных купюр, перехваченных желтой аптекарской резинкой.

– Как – что? Деньги. Не видишь, что ли? Все, что могу. Хотела молодым на свадьбу подарок сделать, да ладно уж… Обойдутся. А ты бери. И не сердись на меня.