Его единственная - Виктория Волкова Страница 44

Всю дорогу до Москвы Крепс не сомкнул глаз. Думал и размышлял о любви. Только на этой живительной силе и держится мир. Почему за несколько лет связи с Аленой — а Блинников не мог даже мысленно назвать бывшую любовницу супругой — ему не хотелось никаких детей? Устраивали быт и теплая постель, и если бы не Юлька с Димоном, так бы и женился на совершенно не подходящей женщине. Даже сам не понимал, что абсолютно равнодушен к ней. Просто плыл по течению. Отговаривался службой и неотложными делами. Хочешь замуж? Ну, давай попробуем. Детей? Как скажешь, дорогая. Вот только не сводило дыхание из-за Алены, не скручивалось нутро в тугую пружину. Не болела душа, да и не боялся потерять. Не ощущал дикое бессилие в желании помочь и поставить на ноги. Не бросал все по первому зову, не мчался за тридевять земель за нужным доктором, отбросив все свои обидки и претензии.

«Шантажом и угрозами, но вынудил Алену согласиться, — криво усмехнулся Крепс, удобнее устраивая затылок на подголовнике кресла. — Она мне задолжала, вот и пусть расплачивается. Что скажет своему Тимуру? Да какая мне разница… — подумал Дима и внезапно осознал, что предложи Алена или любая другая женщина на ее месте оставить службу, он бы послал далеко и надолго. Вот только Юльке удалось. И дело совершенно не в этих распроклятых деньгах. Да, с ними проще, кто бы спорил. — Но ради кого тогда жить? Изо дня в день тянуть армейскую лямку и знать, что где-то на стороне растет твой сын, а твоя любимая терпит ласки чужого мужика…

Блинников вздохнул, пытаясь вытянуть длинные ноги в узком пространстве между креслами. Прислушался к разговорам двух матрон, сидящих с обеих сторон прохода, и задумчиво уставился в иллюминатор. Серое небо быстро сменилось мглой. Освещение в салоне самолета сделалось приглушенным. А тетки, наклонившись друг к другу, все продолжали болтать.

— А я ей говорю, — пожаловалась та, что сидела от Блинникова через пустое кресло. — У тебя один рот и два уха. Значит, самой природой заложено больше слушать и меньше разговаривать. А над ушами находится мозг. Поэтому ничему не верь на слово, а подумай сама. Вот когда все осмыслишь, тогда и открывай рот…

— А она?

— Болтает без умолка, — поморщилась тетка.

Прикрыв шторку иллюминатора, Крепс снова попытался уснуть. Но что-то в разговоре двух женщин его насторожило.

«Услышал, подумай, — повторил он ничего не значащую фразу. И будто наяву увидел Яныча. Конечно, за это время они встречались несколько раз. Но каждый сделал вид, что не заметил другого. Да и тонкая Юлька не стала их представлять друг другу.

«Бесцветный одышливый мужик. Настоящий старик в свои тридцать девять, — подумал Блинников. — Любит деньги, трусоват, согласно сведениям близкого окружения — пьет без меры, любит толстых грудастых баб и пожрать. Как и любой слабый человек, изгаляется над теми, кто не может ответить, и пресмыкается перед властьимущими. Вон, даже за своего Будкина не заступился. Все глаза отводил, — хмыкнул про себя Дима, вспоминая одну из редких встреч в офисе. — Зато допытывался у Юльки, почему затраты так возросли. А увидев расшифровку по статье «Спецодежда», сглотнул нервно, но так ничего и не сказал. Юлька смотрела на него с легкой усмешечкой, которую по ошибке можно было смело принять за доброжелательную. Если, конечно, не знать, как меняется она в лице, стоит нам остаться одним», — вздохнул Крепс и неожиданно понял, что Александр Валерьевич Яныч, тоскующий сейчас в Матросской тишине, ни за что бы не стал заказывать жену. — А с другой стороны, Лесовой — человек Будкина, а тот до печенок предан Янычу. В одном классе учились, вместе в юности по бабам ходили. Потом Яныч Будкина от тюряги спас. Тот за пьяные разборки чуть на нары не попал. Так Яныч его еще и закодироваться заставил. Конечно, человеческая натура хуже звериной, и предают самые близкие. Но пока еще нет никаких данных, что Будкин переметнулся от Яныча. А кстати, он сидит или нет? — поморщился Крепс и, прикрыв лишь на минуту глаза, неожиданно увидел мать и Юльку. Они сидели во дворе под вишней и о чем-то беседовали. Жена светилась от счастья и, положив руки на большой живот, подставляла лицо солнышку. А мать вдруг обернулась, заметила старшего непутевого сына и строго предупредила: «Береги ее, Дима!»

Крепс аж подскочил в кресле, чем заслужил осуждающие взгляды двух сплетниц. Пришлось подняться и пройти в хвост самолета. Там, в маленьком и узком сортире, он вгляделся в свое помятое лицо, ополоснул его водой пару раз и подумал.

«Нужно отвезти Юльку к матери. Там на фермерских продуктах и свежем воздухе она быстро поправится. Только сейчас про Алену предупредить нужно. Ревновать, конечно, Юлия Владимировна не станет. А вот обидеться может. «Почему я об этом узнаю последней?» — заявит негодующе. Лучше сразу объяснить, кто такая Елена Савельева. А если не захочет… Захочет, — сам себя перебил Блинников. — Юлька — боец, и ей плевать на сантименты. Главное, ходить самостоятельно и одеваться без посторонней помощи. А то ведь, как дите малое, — подумал Крепс, сжимая челюсти. — Мне несложно помочь, — подумал он, смаргивая невесть откуда взявшуюся слезу. И медсестра почти круглый день дежурит. Но так хочется, чтобы Юля выздоровела. Нерв бы этот найти… Хорошо хоть менты увели раньше Киманкина, а то бы я ему башку размозжил… Как бы он пел тогда, соловей хренов?» — мысленно ухнул Крепс, а выйдя из зала прилетов, с удивлением увидел среди встречающих Колю Будкина.