Пламя и шелк - Петра Шир Страница 44

Когда она вздрогнула, он поморщился.

– То, что они прислали именно тебя, чтобы я рассказал о таких вещах, которые совсем не предназначены для твоих невинных ушек… Твоему отцу стоит больше тебя беречь.

Она посмотрела на свои руки, скрещенные на коленях.

– Думаешь, я хочу это услышать, Лукас? – Ее голос слегка дрогнул. – Естественно, нет. Но отец говорит, если ты не скажешь правду, тебе придется плохо. Я не хочу, чтобы они тебя судили за то, чего ты не делал. Почему бы тебе просто не сказать, что на самом деле случилось?

Лукас молчал так долго, что она уже решила, что он вообще не будет отвечать. Наконец, он испытующе посмотрел на нее.

– Представь, если бы я был там с тобой, если бы мы тайком провели вечер на старом кирпичном заводе – ты бы хотела, чтобы я всем на свете об этом рассказал?

– Однако… Естественно, я не хотела бы этого.

– Хотела бы ты этого? – повторил он настойчиво.

– Нет, – она опустила глаза в смущении. – Но если ты защищаешь эту девушку…

– Женщину, – поправил он. – Она взрослая женщина, Мадлен, не такой ребенок, как ты.

Смущенная и злая одновременно, она вздернула подбородок.

– Я уже не ребенок.

– Да нет, Мадлен, во многих отношениях ты еще ребенок. И это хорошо, потому что это удерживает… таких мужчин, как я на расстоянии.

Она снова присмотрелась к нему, услышав в его голосе непонятный ей тон.

– Если ты не назовешь ее имя, то присяжные засудят тебя на основе свидетельских показаний, которые неправдивы.

– Они не неправдивы. Двое видели меня там. Я там был.

– Но не с Вероникой же! Ты должен как-то суметь доказать им это!

Лукас стоически пожал плечами.

– Если я не защищу эту женщину, ей придется хуже, чем мне. Ее муж не просто выгонит ее, что само по себе было бы достаточно плохо. Она…

– Она замужем? – Мадлен ошеломленно закрыла лицо ладонями. Ей стало дурно от известия о том, что Лукас был с замужней женщиной.

– Да. За мужчиной, который обращается с ней как полное дерьмо, которого нет дома по девять из двенадцати месяцев в году, который бросает ее одну, а когда он дома, то постоянно избивает ее. Не говоря уже о десятках ублюдков, которых он произвел на свет по городам и весям, отсюда и до побережья Северного моря.

– Ублюдки? – Тошнота становилась почти невыносимой.

– Пока он здесь, она ведет себя как рабыня. Но кто посмел бы обвинить ее за капельку удовольствия, когда она одна? Мы случайно пересеклись друг с другом, там не было принуждения, Мадлен. Я не горжусь этим, но и не назову ее имя. Даже если меня будут допрашивать с применением пыток. Я боюсь, что в противном случае муж прибьет ее.

Мадлен долго обдумывала его слова. Его рассказ убедил и испугал ее, поверг в ужас от осознания безвыходности ситуации.

– Она отсюда, из города?

Парень промолчал.

Хотя его описание и не изобиловало конкретными фактами, она догадалась, о ком идет речь.

– Ее муж – один из присяжных заседателей?

И снова Лукас не ответил, однако она прочла ответ в его глазах. Дрожа от внутреннего озноба, она растирала предплечья. Мадлен знала эту женщину, все в Райнбахе знали ее. Знали и уважали. И в то же время каждый, даже такая юная девочка, как Мадлен, знал, что у этой женщины очень нелегкая судьба. Может быть, именно поэтому люди пытались проявить к ней столько симпатии и сочувствия.

– Я не горжусь этим, – тихо повторил Лукас. – Но и не сожалею.

Мадлен молча кивнула.

– Это… У вас это уже закончилось или…

– Давно закончилось. Такие связи не бывают долгими.

Чувствуя полную опустошенность оттого, что в этом коротком разговоре она узнала о людях вообще и о Лукасе в частности больше, чем когда-либо хотела бы знать, Мадлен поднялась и направилась к двери. Она постучала в дверь сначала робко, затем сильнее.

– Стражник Айк? Я хочу выйти, пожалуйста.

Когда послышались шаги приближавшегося к камере стража, она развернулась к Лукасу.

– Я буду молчать. Никто не узнает от меня ее имя. Обещаю.

Лукас чуть распрямился и глянул на нее глазами, в которых не читалось ничего.

– Я не святой, Мадлен, – произнес он. – Ты это знала.

– Да. – Она отвернулась, когда дверь открылась. – Да, Лукас, я знала это.