Новая царица гарема - Георг Борн Страница 43

Сади пробудился наконец от своего душевного опьянения – могущество обольщения и магическая сила величия, неумеренного честолюбия и богатства, все, что действовало на него так неотразимо вблизи принцессы, разлетелось теперь в прах. Прелестный образ Реции снова возник в его душе. Он слышал ее тихие слова любви, видел ее блестящие счастьем глаза, потом опять слышались ему ее тихие стоны. Где была Реция? Где томилась бедняжка? Подвергалась ли она преследованиям необъяснимой, лютой злобы, жертвой которой пали уже ее отец Альманзор и брат? Она навела его на след этого преследования, рассказав ему о своем происхождении. Отец ее, Альманзор, вел свое происхождение по прямой линии от калифов из знаменитого рода Абассидов, которые имели право на престол. Альманзор, старый толкователь Корана, до сих пор не обнаруживал своих прав, но у него хранились рукописи, доказывавшие его происхождение и права. Эти рукописи также бесследно пропали вместе с ним. Боялись ли прав этого потомка некогда могущественного и славного царского рода, или хотели на всякий случай устранить этих потомков; как бы то ни было, но внезапная смерть Абдаллаха и бесследное исчезновение Альманзора достаточно свидетельствовали о преследовании.

Сади терзался упреками, которые он делал самому себе, обвиняя себя в том, что Реция и мальчик были у него похищены. В ее смерть он не верил, но где же должен был он искать ее? Удалось ли шейх-уль-исламу и его слугам забрать ее в свои руки? Все эти вопросы неотступно преследовали Сади. Его воображению представлялась бедняжка, томящаяся в заключении: он слышал ее вопли, понимал ее душевную тоску. Время от времени возвращался он на развалины своего дома, чтобы здесь напасть на следы преступления. Но все поиски его были тщетны. Никто из соседей не видал Реции и мальчика, никто не слышал их криков о помощи во время пожара.

Даже старая Ганифа и та ничего более не знала о Реции и больше не видела ее. Поэтому Сади перестал обращаться к ней с расспросами и не возвращался более на развалины своего дома. Он направлял свои поиски совсем в другую сторону.

Когда он уже перестал посещать обугленные остатки жилища, все еще лежащие на каменном фундаменте, когда он уже более не показывался на развалинах родительского дома на Коралловой улице, однажды ночью тут началось странное движение. Что-то подобно привидению пробиралось между обугленными балками, стенами и камнями, и, если кому-нибудь случилось быть свидетелем этого таинственного видения, тот, испуганный этим страшным зрелищем, принял бы его скорее за призрак, чем за человеческое существо. Гибкое, ловкое и быстрое, как ящерица, привидение двигалось так проворно и ловко и имело такие неуклюжие формы, что никто не замечал его.

С наступлением глубокой ночи, когда на улицах воцарилась мертвая тишина и потухли огни в домах, когда последние потребители опиума и курители табака из кофеен возвращались в свои дома, и головы женщин, наслаждавшихся прохладой и свежестью ночного воздуха и только ночью показывавшихся у открытого окна, снова исчезли, тогда мрачное призрачное существо оставило черные, обуглившиеся остатки дома Сади. Это была Черный Карлик. Сирра была жива! Она воскресла из мертвых! Если бы старая Кадиджа или Лаццаро увидели ее, они подумали бы, что видят перед собою призрак. Не было сомнения, что это была она. Ошибки быть не могло! Второго такого изуродованного и безобразного существа, как Черная Сирра, не было в целом свете. Она была жива! Она вышла из могилы, в которую собственноручно заключил ее грек.

Раны, по-видимому, зажили, недоставало только кисти левой руки. Сирра была еще проворнее прежнего! В ней не осталось и следа слабости; даже прежде она не могла бы с такой силой и проворством прыгать по обгорелым балкам, как она это делала теперь, хотя у нее и не хватало одной руки. Впрочем, едва ли можно было заметить это. Черный Карлик владела правой рукой и остатком левой так искусно, что, казалось, вовсе не нуждалась в последней.

Серп луны взошел уже на небо, и при тусклом свете ее можно было ясно видеть и наблюдать за Сиррой. Убедившись, что кругом тихо и пусто, она, как летучие мыши и другие ночные животные, оставила погоревшее место и, крадясь вдоль домов, достигла открытого места. Тут стояло несколько человек, поэтому она спряталась за стенкой выступа, села на корточки и походила теперь на кучу старого темного тряпья. Когда все ушли, поспешила через пустые улицы и дошла до берега. Здесь стояло бесчисленное множество каиков. Не думая ни минуты, она вскочила в одну из лодок, оттолкнула ее от берега, предварительно отвязав цепь от железного кольца, и начала грести одной рукой по направлению Галаты. На воде в эту темную ночь было так же пусто и тихо, как и на улицах.

С удивительной силой и ловкостью Сирра направила каик к берегу Галаты, привязала его здесь и вышла из лодки. Она, без сомнения, хотела в доме своей матери справиться о Реции и Саладине. Она надеялась, что они находились еще там. Если же их там не было, то она решилась идти дальше, чтобы отыскать их. Теперь, возвращенная к жизни, она должна была, в свою очередь, употребить все усилия, чтобы спасти Рецию. Эта цель наполняла ее душу, одно это желание воодушевляло ее… В сердце этого несчастного существа не было места другой любви, кроме любви к Реции и принцу – к своей матери Кадидже она уже более не чувствовала привязанности. Прежде, несмотря на притеснения, она старалась сохранить к ней доверие и любовь, но последние доказательства ее неестественной жестокости и свирепости заглушили остатки детской любви в сердце этого несчастного создания. Более, чем от ран, страдала она от этой внутренней скорби. Как часто Черная Сирра проводила целые ночи в тайных слезах на жалкой постели в доме старой Кадиджи! Как часто мать ее обращалась с ней бесчеловечным образом! Сколько раз несчастное существо желало себе смерти, когда мать ее, Кадиджа, оскорбляла и мучила ее! Ведь она была все-таки кровное дитя старой ворожеи и не была виновата в том, что родилась таким уродом.

Сирра шла под защитой ночи по берегу, пока не достигла места, где стоял дом старой Кадиджи. Она подошла к двери и тронула за ручку, дверь открылась – она не была заперта. Это было удивительно в такой ночной час! Старой Кадиджи, казалось, не было еще дома. Сирра вошла в темный коридор и заперла за собой дверь на замок.

Несчастному созданию стало больно и как-то особенно грустно, так что с минуту она простояла неподвижно – она была в родительском доме! Но как оставила она его? Она знала все, что случилось. Оцепенение, обессилившее ее тело, не произвело никакого действия на слух. В то время, как она не могла шевельнуть ни одним членом, она была в состоянии слышать. И какие мучения вынесла она именно от этого, она слышала и знала, что ее похоронили заживо, чтобы только наконец избавиться от нее, и в то же время не могла ни двигаться, ни обнаружить какого-нибудь признака жизни. Все это прошло теперь – она жива, она была спасена чудом, которого она не могла себе объяснить.