Очень женская проза - Виктория Беляева Страница 43

Почему-то сразу вспомнились рассказы о детской проституции, наркомании и подростковом гомосексуализме. Что-то такое в этом парне, несомненно, было, что заставляло так думать. Мне стало обидно.

В это время к мальчику подошел мужчина – лет сорока на вид, усталый, хорошо одетый, с добрым белесым лицом. «Вот ты где, – сказал мужчина. – А я тебя ищу… Пойдем!» Мальчик взглянул на него с циничным любопытством. «Пойдем!» – повторил мужчина и потрепал его за плечо. Плечо ушло из-под руки. «Я сейчас, – сказал мужчина, – только не убегай».

Он ушел, пошатываясь, потому что вагон качало. Мальчик посмотрел на меня с чуть намеченной улыбкой, впрочем, трудно было понять, улыбается он или просто так прихотливо изогнуты его губы. Я подумала, что можно вмешаться, поднять шум, спугнуть мужика. Но сам-то мальчик не предпринимал никаких попыток спастись, он даже как будто ждал возвращения мужчины. Честно говоря, я никогда не видела, как взрослые мужики пристают к маленьким мальчикам, и теперь к чувству жалости и негодования примешивалось какое-то гаденькое любопытство.

Мужчина вернулся очень скоро, неся две большие тяжелые сумки, за ним шел второй мальчик, лет восьми, очень похожий на мужчину – такое же круглое доброе лицо, вздернутый нос. Они сели на лавку, мужчина стащил с младшего шапочку с помпоном, бережно растрепал взмокшие волосы. Дитя тотчас закрыло глаза и привалилось к отцу в усталой дреме. Мужчина кивком пригласил старшего тоже привалиться и подремать, но тот ответил неприязненной усмешкой и отвернулся к окну.

Пути до станции Рогатка оказалось полчаса. Я вышла на легкий мороз в совершенно незнакомом месте, следом за мной вышел и мужчина с мальчишками. Алексей не встречал меня – я не предупредила его о приезде. Быстро прикинув, что, кроме самого поселка, здесь идти было скорее всего некуда, я двинулась следом за своими попутчиками.

Смеркалось. Тихо опускался крупный сказочный снег.

Мужчина шел, взвалив одну сумку на плечо, другую нес в руке. За свободную руку держался младший, а старший шел чуть поодаль, засунув руки в карманы и преувеличенно независимо раскачиваясь на ходу, – так смешно, как это умеют делать только подростки.

«Совсем плохо?» – спросил мужчина у маленького. Тот кивнул. «Давай на руки возьму?» – предложил отец. Тот машинально оглянулся на старшего и отчаянно завертел головой, но тотчас споткнулся, упал и расплакался. «Горе мое, – вздохнул мужчина. – Иди сюда!» Он поднял маленького со снега, как кулек, взвалил на плечо, крякнул, устроил его поудобнее и понес. Дитя притихло на отцовском плече. Старший шел впереди, не оборачиваясь на них.

– Ты? – поразился Алексей. – С ума сошла, ночью, одна… – Он улыбался растерянно, тормоша меня, стаскивая шубу. – Чудик, не предупредила… Ты электричкой?.. Господи, надо было хоть такси взять. Тут лес кругом, Серые Волки ходят и едят Красных Шапочек…

– Я уже вышла из возраста Красных Шапочек, – ответила я, стараясь не смотреть ему в глаза.

Он нацеплял с моей шапки снега себе на бороду, снежинки таяли и становились бусинами воды.

Всем своим видом я старалась показать, что приехала не просто так, что впереди тягостный разговор, что это конец полуторагодовалой жизни вдвоем. Но то ли у меня ничего не получалось, то ли Алексей офонарел от нежданной радости – он ничего не замечал. Начинать же с места в карьер я боялась.

– Вот, смотри, как здорово! – Он жестом обвел комнату, начинающуюся сразу после сеней, где стояла бочка с водой, подернутая ледком.

В комнате помещалась маленькая печка, газовая плита, стол, застеленный клеенкой, на котором стояли закопченный чайник и кружка с недопитым чаем. В углу – неубранная кровать, частично скрытая распахнутой дверцей шкафа, в другом углу – еще один стол, заваленный Алексеевыми книгами и листами бумаги, под которыми угадывалась пишущая машинка. Здорово, что и говорить.

Я не понимала, почему Алексей уезжает писать на дачу. У него была неплохая квартирка в сносном районе, куда он привел меня и сделал хозяйкой. Одну из двух комнат, маленькую, я превратила в его кабинет, заставила купить удобнейший стол, комфортабельное кресло. На стол был поставлен компьютер, книги разбрелись по полкам, чудесная настольная лампа располагала к вдумчивой работе.

Он одобрял все мои старания, доверчиво принимал перестановку мебели, непредвиденные траты, диванные подушки из пестрого шелка, перемену обоев. Он, урча от удовольствия, садился за ужин, приготовленный мной, он полюбил все нехитрые житейские секреты, которые я ему открывала. И все-таки работать он уезжал на дачу, в не-налаженный быт, в чужой дом, где отовсюду дуло, не было водопровода и удобства находились во дворе. Может быть, в таких местах в нем просыпались какие-то скрытые инстинкты, может быть, здесь просто было спокойнее. Но я усвоила одно – в самой важной для моего любимого части жизни мне места не было. Он как будто завел меня, как кошку, для уюта и тепла, но кошка заняла в доме слишком много места, и хозяину приходилось время от времени спасаться бегством от этого уюта в полную дичь и глушь.

– Чудик, не тормози! – Алексей тихонько тряхнул меня за плечо.

Оказывается, он спрашивал что-то о делах редакции. Я собралась с мыслями и ответила.

– Приеду – всех построю, – пообещал Алексей. Знаю я, как Алексей «строит» своих подчиненных.

«Серега, ты урод, – сообщает он своему заму, просматривая материалы, подготовленные в печать. – Ты лажаешь всех, не объясняя, почему и зачем. Очень скоро все те, кого ты лажаешь, соберутся вместе и облажают тебя. То есть – наш журнал. – И видя, что зам готов возразить, добавлял мягко: – Давай, Сереж, надо здесь что-нибудь того…» – дальше следовал неопределенный жест ладонью.

Он основал журнал на ровном месте. Он добывал деньги под такие авантюрные проекты, что я за голову хваталась. Его зам рассорился со всеми нужными людьми, его спецкор пил запоями, и он нянчился с ними, как с малыми детьми. Сам неделями пропадал на даче, не вникая в дела редакции, – это называлось «дистанционное управление». Словом, он делал все, чтобы журнал развалился. И несмотря на это журнал процветал.

Вот такой он был, этот Алексей, вот с таким человеком меня угораздило связаться на полтора года. Он все делал не так, как следует, но все выходило именно так, как он хотел.

– Ты голодная? – спохватился он. – Я сейчас, ты устала, наверное…

Он даже не спросил, что я привезла поесть. Как будто бы это было нормой – увидеть меня на пороге дачи с пустыми руками.

Он брякнул на плиту жуткого вида кастрюльку, накромсал серого хлеба, принес из сеней банку соленых огурцов. И пока он это делал, что-то напевая, жмурясь каким-то своим счастливым мыслям, улыбаясь застенчиво, словно ведя внутренний диалог, я стояла, как идиотка, посреди комнаты, не в силах начать что-нибудь говорить.

– Кто тебе готовил? – удивилась я, отведав первую ложку довольно вкусного супа.

– Сам… – Он пожал плечами.

– А продукты откуда?

– Из магазина.