Татуировка герцога - Майя Родейл Страница 43

— Это не случайное нападение, — твердо сказал он. — Никто не станет носить с собой пропитанную хлороформом тряпку просто на случай встречи с юными леди на улице.

При других обстоятельствах Элиза в ответ расплылась бы в улыбке. Но не сейчас, когда Уиклифф решительно настроен добиться от нее правды. Насколько она его знает, ему, вероятно, уже все известно, он всего лишь играет с ней, как кот с мышью, перед тем как вышвырнуть ее за порог. Кто-то сейчас, наверное, собирает ее вещи.

— Я задаюсь вопросом: откуда вы знали, что он станет вас преследовать?

Как вежливо сформулировано. Но все равно это была команда.

Уиклифф ждал.

Элиза смотрела на него, обдумывая ответ и пытаясь определить, что именно ему известно. Рот сжат, челюсти напряжены. Но глаза… возможно, она принимает желаемое за действительное, но Элизе показалось, что в них теплится искренняя забота. А может, она принимает желаемое за действительное? Возможно, запах бренди, присутствие Уиклиффа, его сосредоточенное на ней внимание — все это и порождает эту иллюзию. А возможно, он действительно заботился о ней и потому пришел ей на помощь. Любая девушка смеет мечтать.

— Это уже не в первый раз, — просто сказала она.

Элиза решилась: она все ему расскажет о Лайаме.

Но больше — ничего.

Рука Уиклиффа так стиснула стакан, что ей показалось: сейчас стекло разлетится вдребезги.

Лживая лиса.

Он не обязан о ней заботиться. Но, видит Бог, он это делает. Она такая тонкая, изящная, хочется взять ее на руки и никогда не отпускать. Ну, разве только для того, чтобы защитить от недругов.

Она такая смешная, с вызывающе вскинутым подбородком. Особенно когда нервозно облизывает губы. Этот трогательный вид едва не поколебал его решимость — докопаться до того, что же она скрывает. Но он должен это знать. Уиклифф поднес к губам стакан бренди, чтобы прояснить голову и добавить себе жесткости, но с неудовольствием обнаружил, что стакан пуст.

Он потянулся и забрал стакан у Элизы, коснувшись ее руки, что заставило его вспомнить, как кончики ее пальцев скользили по извилистым линиям татуировки, а заодно и о ее предательстве.

— Расскажите мне все, Элиза. Я готов вам помочь, — сказал он, ему хотелось, чтобы она полностью доверилась ему.

— Это началось в… — сказала она и запнулась. — Я видела его за неделю до нападения.

— Чего он хотел? — Уиклифф думал, что если он сосредоточится на конкретном вопросе, то перестанет думать о ней и о своих чувствах.

— Думаю, он хотел денег. Не знаю… Но у меня нет денег… — Элиза оборвала фразу.

Жаль, что она не договорила: «потому что я горничная», или «потому что газета платит гроши», или и то и другое, подумал Уиклифф.

Насколько он знал, все это правда. Хотя она теперь стоит десять тысяч фунтов. Теперь ей придется признаться во всем или начать плести замысловатую сеть лжи, в которой она сама же в конце концов запутается.

Он протянул ей бренди. Да, это бесчестно. Но это проверенный и действенный способ узнать то, что хочется узнать. Элиза отпила глоток.

Подавшись вперед, он положил ладонь на ее талию и едва заметным движением притянул к себе. Один-два неуверенных шага по ковру — в его руки.

Элиза ответила на его улыбку. Они едины во мнении — он в этом уверен, — что поцелуй положит конец этому мучительному разговору. Разговору о злодее, который напал на нее. Но разговор о большой лжи, которую она скрывает от него, о его погубленной репутации и будущем ее колонки сделает это будущее невозможным.

У них есть лишь это мгновение. И неослабное, всепоглощающее желание, которое не ведает преград.

Уиклифф наклонился к ней.

Поколебавшись, она ответила на его поцелуй. Он дразнил ее, побуждая открыться, быть смелее. Притянул ее к себе и запустил пальцы в волосы, обнял ладонью затылок, чтобы целовать ее непристойно долго. У Элизы на губах был привкус бренди, тайны, страсти. Он крепко целовал ее, и она отвечала с тем же пылом.

Как долго это продолжалось — минуту, час или дольше, — он не знал, но время шло, и он чувствовал, как рушатся ее защитные барьеры. К несчастью, он также чувствовал, как тает его решимость оставаться жестокосердным. Вместо этого отвердело его мужское естество — он хотел взять ее тут же, на ковре.

Поэтому он оторвался от ее рта и шепнул ей на ухо:

— Кто он, Элиза?

— Ммм… — протянула она.

Его язык, дразня, сплетался с ее языком. Действительно, «ммм…».

Его руки скользнули вниз, к ее крепким ягодицам.

Элиза ахнула, когда Уиклифф прижал ее к себе, давая ей почувствовать силу своей страсти.

Он едва не застонал. Если он собирается соблазнить ее, чтобы узнать ее секреты, нужно продолжать.

С мучительной медлительностью его руки исследовали ее. Он чувствовал, как вздымается и опадает ее грудь, как ритм дыхания ускорился, когда его руки поднялись выше. Наклонившись, он прошептал ей на ухо:

— Кто он?

Простой вопрос. Но в ее ответе целый мир, если она соизволит озвучить его. И Уиклифф целовал ее, смакуя последние драгоценные мгновения перед тем, как она признается и все безвозвратно изменится. Он хотел ее с такой же силой, с какой она хотела себя отдать. Он обхватил ладонью ее грудь, поглаживая сосок подушечкой большого пальца.

— Ох, Уиклифф, — вздохнула Элиза.

Почему ей нужно лгать и молчать о своих секретах? Если бы не это, они могли наслаждаться друг другом. Всегда.

— Расскажите же мне, — подгонял он, все еще играя с ней.

Она ухватилась за его рубашку. Казалось, ее вот-вот смоет мощная волна. Этой маленькой плутовке лучше держаться, поскольку он только начал. Хотя, видит Бог, ему нравилось чувствовать, как она цепляется за него.

— Он ошибка. Ошибка юности, — прошептала она между поцелуями.

Уиклифф поднял ее юбки и кончиками пальцев начал исследовать мягкую плоть внутренней поверхности ее бедер, дразня и искушая; так медленно, дюйм за дюймом, он пробирался вверх.

Элиза, закрыв глаза, запрокинула голову, и он прижался губами к впадинке на ее шее. И кончиками пальцев мягко дразнил чувствительную почку между бедрами. Она застонала.

— Кто он?! — чуть не крикнул Уиклифф. Его досада нарастала. Еще час назад ему казалось: узнать ее тайну с помощью искушения — отличная идея, но теперь это обернулось худшей из мук. На него обрушилось неудовлетворенное любопытство и неудовлетворенное желание.

— Уиклифф, я хочу тебя, — выдохнула она.

Слова ударили его ножом. Он отчаянно хотел, чтобы они были искренни. Да, это вполне возможно, но у нее есть от него тайны. Как можно ей верить?

— Я хочу сказать тебе все, — продолжала она, распахнув его рубашку.