Греховные радости - Пенни Винченци Страница 43

Малыш, 1967–1968

«Радостная весть.

Графиня Кейтерхэм, красавица-американка, супруга графа Александра Кейтерхэма, наконец-то произвела на свет долгожданного мальчика, наследника титула и Хартеста, расположенного в Уилтшире изысканного семейного гнезда. Мальчик, об имени которого пока ничего не сообщается и которого величают только виконт Хэдли, родился в „Лондонской клинике“ две недели тому назад. Лорд Кейтерхэм, с которым мы связались вчера вечером по телефону в его лондонском доме на Итон-плейс, заявил, что ребенок очень крепкий и здоровый, что его супруга быстро восстанавливает силы после родов и что она весьма обрадована и довольна. „Это изумительный подарок к Рождеству“, — сказал он. Граф сообщил также, что две его дочери, леди Шарлотта и леди Георгина Уэллес (на снимке они изображены во время ежегодного летнего пикника в Хартесте), возбуждены известием, что у них теперь есть братик, и оживленно обсуждают, как его лучше назвать.

Крещение виконта Хэдли состоится в церкви Хартеста.

На крещении обеих дочерей лорда Кейтерхэма отсутствовала леди Кейтерхэм-старшая, вдова, живущая практически в полном уединении в собственном доме на северо-западе Шотландии. Ходит много предположений относительно того, совершит ли она теперь поездку в Англию, чтобы познакомиться с внуками; близкий к семье источник сообщил мне вчера вечером, что она крайне неодобрительно отнеслась к тому, что ее сын женился на американке, и по этой причине отказывается встречаться со своей невесткой. Граф, который все еще очень близок со своей матерью, отрицает это и утверждает, что просто все более слабеющее здоровье до сих пор не позволило ей познакомиться с леди Кейтерхэм. Соседи леди Кейтерхэм-старшей в Троссаке, где она живет, утверждают, что часто видят, как графиня, облачившись в высокие болотные сапоги, удит рыбу».

— Будь он проклят, этот Демпстер, — выругался Александр, запуская «Дейли мейл» через всю комнату. — И почему только он не может оставить нас в покое? Одному Богу известно, как теперь все это аукнется.

— Ему платят именно за то, чтобы он не оставлял нас в покое, — возразила Вирджиния, которой нравился Найджел Демпстер и которая время от времени выигрывала на том, что имя ее появлялось в его колонках. — Это его работа: копаться в грязном белье. Он всегда говорит, что если писать не о чем, так он и не сможет ничего написать. Нам просто всем надо вести себя аккуратнее и не давать ему материала. А если ты имел в виду свою мать, то надеюсь, эта заметка заставит ее хоть на минуту почувствовать себя неудобно.

— Нет, не заставит, — коротко ответил Александр.

Вошла Няня.

— Ваша светлость, ребенок плачет. Наверное, вам пора его кормить.

— Да, Няня, наверное, — отозвалась Вирджиния. — Я сейчас поднимусь.

— Полагаю, вы заметили, что сейчас уже четверть десятого, — с весьма многозначительной интонацией произнесла Няня.

— Да, конечно, Няня. Спасибо.

— Тогда я его поднимаю, — тяжело вздохнула Няня. — Надеюсь, нам не придется потом об этом сожалеть. Ведь это же все-таки мальчик. — Она вышла из комнаты, ее подчеркнуто прямая спина выражала крайнюю степень неодобрения. Вирджиния подмигнула Александру и встала.

— Что это все должно было означать? — полюбопытствовал Александр.

— То, что детей не кормят в четверть десятого, — объяснила Вирджиния. — Их кормят в десять. Потом в два. В шесть. И снова в десять. Иначе обязательно случится нечто ужасное. Это всем известно.

— Насколько я помню, Шарлотту и Георгину кормили, в общем-то, обычно тогда, когда они начинали просить.

— Да. Но, как сказала Няня, ведь это же все-таки мальчик. Его надо с самого начала воспитывать должным образом. Без новомодных выкрутасов вроде кормежки, когда ему захочется. В конце концов, ведь ему же предстоит поступать в Итон. — Она улыбнулась, увидев несколько ошарашенное выражение на лице Александра, подошла и, нагнувшись к нему, поцеловала. — Не волнуйся, дорогой. Он выживет.

Малыша окрестили через шесть недель, назвав Максимилианом Фредериком Александром. Он был очаровательнейшим ребенком, таким же светлым и голубоглазым, как Александр, и улыбался, жмурясь, каждому, кто попадал в поле его пока еще не очень отчетливого зрения. Он был тихим и спокойным; кормить его надо было только раз в пять часов; и Няня, которую вроде бы все это должно было только радовать, ворчала, что это сбивает ее с толку, что она никогда не знает, когда и что надо делать, потому что одну ночь ей приходится вставать, чтобы дать ему бутылочку, в три часа, а на следующую — в четыре. Когда Макс, как все стали его звать, уже в шесть недель сделал Няне одолжение и стал спокойно спать всю ночь, с десяти вечера до семи утра, не просыпаясь, то Няню это окончательно вывело из душевного равновесия и она заявила, что всегда знала: подобное обращение с ребенком рано или поздно добром не кончится.