Аврора - Жюльетта Бенцони Страница 43

— Зачем вы его вызвали? Разве недостаточно было бы написать, что свидание отменяется?

София Доротея отвела полный печали взгляд.

— Я должна была все объяснить ему сама. Вы не представляете, как разгулялась его ревность, как он спешил с отъездом! Для него было невыносимо и дальше представлять меня в объятиях супруга. Он вернулся из Дрездена только для того, чтобы увезти меня, а я, признаться, мечтала покончить со всей этой ложью, притворством, лицемерием, к которым нас принуждали. Мы хотели одного: возможности любить друг друга открыто и как можно дальше от всего этого ганноверского зловония!

— Итак, он явился. Что было дальше? Бледное личико залилось краской.

— Мы не довольствовались встречей в несколько минут и предались страсти. Ведь минуло много месяцев с тех пор, как нам последний раз было даровано это счастье! Филипп успокоился и согласился изменить свои планы. Мы уже воображали себя за пределами досягаемости, фантазировали, как поскачем прочь из Ганновера, пересечем границу, обретем убежище у друзей... и станем наконец счастливыми! Это было так сладостно, что мы забыли о времени. Нас разлучила не помнившая себя от тревоги Кнезебек, напомнившая, что летнее утро начинается очень рано. Перед расставанием Филипп сказал мне: «Увидимся через три дня!» Сказал — и унесся, как гонимый ветром туман. Больше я его не видела... Потом начался весь этот кошмар: бешенство свекра, ненависть мужа, презрение свекрови. Меня лишили бесценной Кнезебек, у моих дверей поставили охрану. Но худшее в другом: мне сообщили, что моего возлюбленного больше нет в живых.

— Где? Когда? Как?!

— Я не знаю. Когда министр Платен принес мне это страшное известие, я хотела броситься к свекру. В сущности, один он проявлял ко мне прежде какое-то подобие участия. Но стражники преградили мне путь своими алебардами. Так я узнала, что стала пленницей. Вечером ко мне не пустили проститься на сон грядущий, как обычно это бывало, моих детей. С тех пор я нахожусь в полном отчаянии, я не хочу больше жить. На этом свете меня ничто больше не держит...

— Вам предоставили какие-нибудь доказательства?

— Кто станет предоставлять доказательства женщине, нарушившей супружескую верность? Мне даже не пожелали сказать, как поступили с телом Филиппа, передали ли его родным...

— Если бы это произошло, меня бы здесь не было. Мне тоже сказали, что он убит — на дуэли, графом Липпе. Но это полнейшая глупость! Послу саксонского курфюрста, потребовавшему вернуть командира гвардии, что-то наплели о неудачном бегстве.

Посол не поверил и попросил разрешения отвезти в Саксонию останки. А я и вовсе отказываюсь верить в смерть брата, которую невозможно доказать... А теперь скажите мне: куда Филипп отправился, покинув вас?

— Туда, откуда пришел: прямиком в сад.

— А если бы ворота сада были закрыты?

— Не знаю, кто бы стал их закрывать. Тогда ему пришлось бы идти через Рыцарский зал. Но этот путь гораздо длиннее...

— От одного из своих слуг я узнала, что в ту ночь, как раз из этого самого зала доносился какой-то шум, вот мне и пришло в голову, что ваш супруг или его отец могли приказать схватить Филиппа и бросить его в какой-нибудь далекий застенок, что как раз и объясняет отсутствие трупа...

Воцарилась тишина, потом София Доротея подалась вперед и схватила Аврору за руки. В ее глазах зажглась искра надежды.

— Вы действительно верите в то, что говорите? Вы считаете, что он, возможно...

Она не посмела закончить — очевидно, боялась, что ее надежды не сбудутся, Аврора сжала ее холодные пальцы.

— Томится в какой-нибудь темнице? Да, верю! С тех пор как он исчез, я живу только этой надеждой. Я все это время искала Филиппа и буду искать дальше. Теперь я собираюсь в Саксонию. Молодой саксонский курфюрст богат и могущественен, только он хоть как-то помогает мне, надеюсь, вместе с ним мы достигнем положительных результатов. Ганновер не такой уж большой город, и крепостей здесь не так много...

К ней снова возвращалась вера, отблеск которой она видела на лице Софии Доротеи: та еще минуту назад была едва жива, а теперь будто возродилась.

— Если бы вы сумели его отыскать, мне было бы легче переносить неволю! — прошептала принцесса. — Знать, что он свободен, — это такое счастье!

— Но и ему без вас не будет жизни.

— Вызволить меня отсюда? О, это будет нелегко! Этот замок охраняют тщательнее, чем государственную сокровищницу. Меня каждый день вывозят в карете, чтобы все могли меня увидеть, но карету всегда окружают двадцать всадников, и выйти из нее я не вправе. Поверьте, это не забота о моем здоровье: меня просто показывают, чтобы каждый мог убедиться в том, что я существую, что я — это я...

— Любовь сворачивает горы. Филипп любит вас.

«Да и может ли быть иначе?» — мысленно добавила Аврора, внимательно разглядывая принцессу. Роскошная бронза волос с золотистым отливом, черные глаза с золотыми искорками, нежная кожа, манящий рот... Не говоря уж о гибком стане и о пышных женственных формах, которые не могло скрыть даже строгое платье, а наоборот, как будто подчеркивало... София Доротея была далеко не девушкой, она произвела на свет уже двоих детей, чье рождение избавило ее от юношеской угловатости. Вся она, с головы до пят, была создана для любви, для утоления страсти Филиппа, и осознание этого вызвало у Авроры приступ ревности. У нее защемило сердце, но она призвала себя к благоразумию: она так любит брата, что должна идти на любые жертвы ради его счастья!

Бросив взгляд на часы с маятником в углу комнаты, она удивилась тому, как быстро бежит время. Слишком быстро! Нужно было торопиться.

— Когда вы готовились к побегу из Ганновера, что было главным в ваших действиях?

— О, этим занимался главным образом сам Филипп. Я всего лишь передала ему деньги, какие смогла раздобыть, и часть моих драгоценностей, самых любимых. А почему вы об этом спрашиваете?

— В распоряжении одного гамбургского банкира есть письмо Филиппа об отправке драгоценностей, в том числе рубина «Наксос», и денег — четырехсот тысяч талеров.

— Четыреста тысяч?! Господи! Откуда такая сумма? Я знаю, что он тайно собирал деньги, чтобы на чужбине мы с ним не знали нужды, но такой цифры не могла даже представить!

— Если он так написал, значит, там именно столько и было. Вот только банкир ничего не получил...

— Может, он все это присвоил?

— Сначала я тоже так решила, но вскоре обнаружились доказательства его невиновности. Одно обстоятельство — сейчас нет времени вдаваться в подробности — позволило мне убедиться в том, что семейный рубин теперь красуется на шее у «этой Платен». Как видно, сокровища перехватили ее люди. По милости герцога весь Ганновер теперь изнывает в когтях этой стервятницы...— Мне ли этого не знать! Она ненавидела меня даже сильнее, чем моя свекровь! Она была без ума от Филиппа и совершенно не намеревалась это скрывать. Я никак не могла взять в толк, почему ее официальный любовник и все остальное семейство доверили ей столько власти! Вы полагаете, что она могла сыграть какую-то роль в исчезновении Филиппа?