Люблю (ненавидеть) тебя - Дана Алексеева Страница 43

На следующее утро я столкнулась  с Дэйвом в гостиной. Он спал на диване. Мне противно было смотреть на него. Я налила себе чаю и пошла к себе в комнату.

—Оливия… — услышала я ненавистный хрип за спиной и остановилась. – Все, что было вчера, такого не повториться. Я сильно перепил.

Жалкие слова ублюдка. Его раскаяние ничуть не трогало меня. Я не обернулась к нему и продолжила подниматься по лестнице.

Через пару часов ко мне должна приехать Эйми и увезти меня в родительский дом для подготовки к завтрашней свадьбе. Я натянула водолазку, прикрывая синяки, который остались после «объятий» моего жениха. Свадебное платье предполагает кружевную отделку на руках, так что, последствия вчерашней ночи не будет видно. Прикрыть бы также чем-нибудь свою память, чтобы я смогла смотреть Дэйву в глаза на завтрашней церемонии.

Весь день был посвящен хлопотам, но я держалась в стороне. Я, не задумываясь, подтверждала каждое предложение касательно завтрашнего дня. Мне абсолютно все равно, какая на мне будет прическа или какого цвета будут салфетки на столах. Я хотела, чтобы завтрашний день поскорее закончился, как бы это не звучало.

Ночью перед свадьбой я не могла уснуть. Как только я закрывала глаза, и мне виделось лицо Мартина. Его рядом нет, но я виделв его. Слышала его голос и последние слова, которые он мне сказал: «Мы улетаем через два дня». Был ли в этом какой-то посыл или просто ответ на мой вопрос? Он не старался удержать меня, но я все время цеплялась за эту фразу. Зачем?

Я хотела знать, что я нужна ему. Если не услышать, то хотя быпрочитать в глазах. Я не увидела этого при нашей последней встрече. Он был холоден и резок, и это угнетало меня. У меня был вопрос к нему, который я так и не задала. Боялась, разочароваться в ответе. Ведь он мог соврать специально… Но даже зная о том, что это ложь, меня бы сильно ранили его слова.

«Что случилось той ночью, когда ты попал в аварию?», «Из-за чего это произошло?», —  ответы на эти вопросы сказали бы мне об истинных чувствах Мартина ко мне.

Но я предпочла неведение и собственные догадки.

И что я получила в итоге?

Отражение девушки с печальным бледным лицом, разодетой в свадебное платье. Я смотрела на себя в большое напольное зеркало и понимала, что нужно больше макияжа. Чтобы  скрыть морщины презрения к себе.

Идеально уложенная прическа, наточенный маникюр, макияж — фарфоровой кукла, безжизненная и без блеска в глазах. Единственное, что меня отличало от куклы – застывшей улыбки на лице нет и не будет, разве что, уголками вниз.

Разговоры подруг были слышны из-за соседней стены. Я попросила оставить меня одну собраться с мыслями.

—  Жалкая… — я сделала вдох.

— Трусиха… — выдохнула.

— Посмотри на себя… — встретилась со своим отражением.

— Противно…— с омерзением отвернулась.

— В кого ты превратилась?

— Затравленная собачонка…— я смяла лицо в отражении. – Разве этого ты хотела?!

—  Жалеть себя вздумала?!

— Никогда! Ненавижу тебя!

Я схватила тяжелую шкатулку со стола и бросила в зеркало. Отражение разбилось на десятки частей, и звонкий треск стекла раздался в комнате. Осколки разлетелись по полу вместе с украшениями из шкатулки.

Я кинулась на кресло, утыкаясь лицом в мягкую обивку.

Все сбежались на шум.

—Оливия, что такое?! – мамины руки приподняли меня.

— Я не могу смотреть на себя, мама.

— Ох, моя девочка, – она прижала меня  к груди, и я вдохнула аромат духов, знакомый с детства. – Мы все с тобой. Оглянись вокруг. Мы очень за тебя переживаем.

Она подтерла платком мои слезы. Я вдохнула глубоко, успокаивая сердечный ритм. Поймала взглядом стрелку на циферблате – около двух часов осталось до предполагаемой свадьбы.

Дверь скрипнула, и в комнату зашла Мин, она была без дочки. С утра она отлучилась  и  сейчас снова приехала. На ее лице было волнение, а в руках – свернутая бумага. Она подошла ко мне и склонилась к уху.

— Это тебе, – он вручила мне записку. – От него.

Одного местоимения достаточно, чтобы понять, кто мог написать это письмо. Я сжала бумагу в руках и побежала в туалетную комнату. Закрывшись, я  села на тумбу около туалетного столика и развернула письмо.

Сердце бешено колотилось в груди, а исписанная бумага тряслась от дрожания моих рук.

«Дорогая Оливия,

Я не знаю, успеет ли это письмо дойти до тебя, прежде чем твои губы произнесут клятву любви и верности другому человеку. Но я не могу больше молчать. Ты спрашивала, зачем я улетаю из этой страны? Я трус, Оливия. Самый настоящий трус. Я бегу от тебя, от себя, от правды. Я не могу смотреть на твое лицо, зная, что не смогу дотронуться до него. Больше не могу слышать твой голос, понимая, что не услышу в нем того, чего так жаждут мои уши. Я болен. Навсегда болен тобой. Единственное излечение – смерть, и я решился на нее, но судьба-злодейка  лишила меня такой возможности. Как же я выл, когда вновь открыл глаза в больнице и вспомнил все, невыносимая мука!

Я настоящий безумец, раз решился написать тебе именно в этот день.Но в моем безумном сердце тлеет надежда еще раз вдохнуть аромат твоих волос, который будоражил  и сводил меня с ума.Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Три слова, которые я должен был сказать тебе еще до аварии. Они всегда всплывали в моей голове, когда я видел тебя, но язык немел при попытке воспроизвести это вслух.  Мы были жестоки друг другу, неоправданно жестоки. В твоих глазах читался страх, возможно, в нем я видел свое отражение.

Пока я окончательно не сошел с ума,  я говорю тебе, БУДЬ СО МНОЙ. СЕЙЧАС И НАВСЕГДА. Если то тепло, которое я увидел сегодня в твоих глазах, еще не испарилось под напором моей холодности, то я повторяю,БУДЬ МОЕЙ НАВСЕГДА.

Если ты еще не разорвала это письмо в клочья, то знай, я буду ждать тебя. В аэропорту Сан-Франциско в двенадцать часов дня. Мы улетим, и я больше никогда тебя не отпущу.