Чумовой развод - Алина Савельева Страница 43

Иришка все же забралась ко мне в эту «чёрт-те где» кровать, но устроилась на самом краю, подальше от меня. Для надежности уложив между нами подушку. Только какой в ней смысл, когда между нами все гораздо хуже? Между нами космос. Из планет непонимания, недоверия, и накрывший нас шквал метеоритного дождя всех вытекающих из этого последствий все больнее бьет.

 — Ириш, поговорим? Нечего же уже терять ведь. Все зашло слишком далеко. И без того нелепые отношения превратились в фарс. Я, конечно, не против носиться за тобой хоть до конца жизни, но...  только не по хатам других мужчин.

Ира не отвечала мне, что, собственно, было неудивительно, я бы даже сказал, в порядке вещей для нее.

— Милая, я очень ценю, что ты не любишь скандалить, что ты стараешься сглаживать конфликты, не вступая со мной в перепалки. Конечно, ты знаешь, что я терпеть не могу истеричек. Но из крайности в крайность тоже не выход. Нужна пресловутая золотая середина. Невозможно выйти из конфликта и найти компромисс, не вступая в споры, дискуссии, переговоры. Даже если остынешь, они никуда не деваются. Собираются в копилочку. Так нельзя, слышишь?

По ту сторону баррикады было слышно мерное дыхание. Уснула. Всю дорогу репетировал, пока прорывался сквозь ледяной ветер и тонны снега, а рассказать некому.

Хотел убрать подушку, но вовремя сообразил, что я могу ее заразить. Пуховый барьер, конечно, тоже не гарантия защиты от вирусов, но захватить ее в объятья всё-таки еще ненадежнее. Куда девать приготовленную речь, я не знал, но захотелось просто поговорить со спящей красавицей и, наверное, сказать то, что я никогда ей не говорил и уже не скажу.

— Знаешь, Иришка. Я за это время, пока мы с тобой в фиктивном разводе, постоянно вспоминал тот день, когда я впервые тебя увидел. Как наваждение преследует меня эта картинка.

В ответ, конечно, лишь тишина и сопение. Но мне нужно выговориться, наверное.

— Помнишь этот день? У меня была вечеринка, и я просил Настю не мешать, но она, конечно, как обычно, не послушала и прискакала домой. И тебя привела. Тот момент, когда я повернулся и увидел тебя, отпечатался в памяти настолько ярко, что я помню каждую деталь, как будто вижу сейчас. Зеленые глаза, самые красивые на свете, были широко распахнуты, ты смотрела на меня как на звезду Голливуда. Солнце играло в твоих волосах, которые немного развевались на ветру. Такая хрупкая, как статуэтка балерины из Настиной шкатулки. Я даже дышать перестал, и единственное, о чем я тогда думал, что во что бы то ни стало хочу чтобы, ты была моей. Помнишь, я дурачился весь вечер? Мне хотелось, чтобы ты смотрела только на меня. Ловил себя на мысли, что веду себя как мальчишка. А потом я предложил отвезти тебя домой. Ты скромничала и отказывалась, а у меня сердце в пятки уходило от мысли, что уедешь не со мной. Ты меня поразила или даже сразила наповал. Стеснительно заливалась румянцем, глядя на меня. Такая красивая и такая же тихая скромница, редкое сочетание. Я знал с первой этой поездки, что ты запала на меня, а вот ты и не догадывалась, что я поплыл от твоей первой улыбки. Как мне сносило крышу от твоих поцелуев. И я даже не сомневался, что нашел свою единственную, с которой хочу быть до конца жизни. В которой готов раствориться полностью. Но так и не сумел. Не смог достучаться, не мог разгадать тебя. Ты же только слушаешь, но не слышишь. Понимаешь разницу? Обижаешься на всякие мелочи из-за этого. Я же прошу тебя не хмуриться не потому, что перестану любить, появись у тебя морщины, а потому, что это тебя они расстраивают. По мне — хоть как эта баба Люба ходи, вся в сеточках из морщин, я всё равно буду любить тебя.

Иришка завозилась на своей половинке, привычно стягивая с меня одеяло. Спит как сурок, а меня вот только полчаса назад рубило, а теперь ни в одном глазу сна нет.