Нет ничего сильнее любви - Таня Винк Страница 43

Они знали друг друга вечность, а нынче снова встретились. Сейчас было достаточно вздоха, взгляда, жеста, чтобы понять, о чем думает другой, чего хочет. Она уехала первая. Они не расстались – они оторвались друг от друга как сиамские близнецы. Уже в поезде, к утру, она почувствовала, что не сможет прожить без него до вечера. Чахла с каждой минутой. Вышла из вагона, и… Он стоял на перроне. Она бросилась в его объятия.

– Я не могу без тебя…

– Я не могу без тебя…

– Я… Я люблю тебя…

– Я люблю тебя…

Он сразу повез ее к себе…

– Давай жить вместе, – предложил он, и в субботу она переехала в очень уютную квартиру в получасе ходьбы от своего дома.

Андрей помогал, даже друзей позвал – Юра ему очень понравился. А он не мог не понравиться – открытый, улыбчивый, остроумный. Владелец небольшой строительной фирмы, он оставался мальчишкой, озорным и любознательным, и с Андрюхой сразу нашел общий язык. Невозможно сказать, в чем это выражалось – они просто разговаривали на одном языке, и Юре в этот момент было не двадцать девять, а восемнадцать, как Андрюхе. Мама, слишком уж подозрительно относящаяся ко всем мужчинам, кроме сына и любимого Вадюши, к Юре тоже отнеслась с подозрением: мол, доченька, как можно жить с мужчиной, если ты его меньше недели знаешь!

– Мама, я люблю его, – сказала Галка.

Провожая, мама на пороге шепнула Галке прямо в ухо:

– Будь осторожна, поначалу они все хорошие, – и недовольно поджала губы.

Юра познакомил Галку со своей мамой, еще у него был брат, старше на семь лет, двое симпатичных племянников, трех и шести лет, и красавица невестка. В городе пробыли недолго, Галка оформила отпуск, и они уехали к морю. Они не видели моря, они не могли плавать – у них не было сил. Они не могли есть и не могли насытиться друг другом. Одного легкого касания было достаточно, чтобы страсть разгорелась с новой силой.

– Ты сделала меня мужчиной, – шептал он.

– Ты сделал меня женщиной, – эхом отвечала она.

Там, на песчаном берегу, под шорох ночного моря, лежа в объятиях Юры, Галя поняла, что ей страшно… Юра ее мужчина, она его женщина: если он посмотрит на другую, она этого не переживет. Она его убьет. И себя может убить. Сейчас все не так, как было в девятнадцать, в пору первой любви. Да какая любовь?! То был щенячий восторг, щенячьи переживания. Ах, он на эту посмотрел, надо Ленке поплакаться. Ах, вот этой улыбнулся – все, знать его не хочу, вот сейчас скажу, чтобы не звонил больше никогда! Капризы, обиды, примирения, поцелуи. Подруги и друзья в курсе, что да как. И секс никакой. Теперь она это точно знает. И еще знает, что то была не любовь вовсе, а влюбленность, что всегда живет на четыре дома: в сердце, в горле, в чреслах, в голове. Сердце замирает или стучит, как ненормальное. В горле вязким комом застревают «обидки»: то слова из парня не вытянешь, то потоком льются, то по одному вылетают, как ошалевшие голуби из голубятни. Что творится внизу живота, думаю, не нужно объяснять. В голове крутится одна мысль: вот бы эта так называемая любовь была как в кино, в мелодраме. Нет, в драме. А там и до трагедии можно доиграться. В общем, то игра была. Детская игра. И даже не влюбленность.

А сейчас… Сейчас луна – высоко в небе. Черным перламутром отливает море. Его тяжелые всплески созвучны происходящему в ее душе, созвучны внезапно навалившейся тяжелой, удушающей мысли – это не может длиться вечно, когда-то это закончится. Нет, кричит ее душа и съеживается, как если бы только что узнала, что жить на земле ей осталось всего лишь до утра. Юра приподнимается на локте, проводит пальцем по ее щеке, в ухо сыплются песчинки. Его губы, сухие, соленые, горячие, касаются ее губ, она подается вперед, сгибает ноги в коленях…

…Тяжело дыша, он падает на спину. Его ладонь на ее животе:

– О, какой вулкан, – стонет он, ложится на бок, обнимает ее…

И они снова одно целое…

Именно это пугало. Уже дома, утром, расставаясь с Юрой всего на несколько часов – надо же на работу, она тосковала по нему всей душой. Каждая клеточка ее тела была его обителью. Где уж детской влюбленности с ее четырьмя домиками сравняться со зрелой любовью! Чем бы Галя ни была занята, она думала о нем, скучала по нему и хотела его. Она хотела его всегда. Это было какое-то сумасшествие. Она с трудом сдерживалась, чтобы не звонить каждые полчаса. Стоило услышать его голос, и она готова была бежать к нему сломя голову. На работе, в женском коллективе, ничего не скроешь, над ней подшучивали: мол, на улице осень, а ты похожа на мартовскую кошку… Галка не реагировала – такая чепуха ее нисколько не задевала.

После работы они шли в кино, на выставку, в гости, в театр, в ресторан, по магазинам. Их вкусы совпадали во всем. Дома, забравшись на диван, читали книги. Обнявшись, смотрели телевизор. Вместе мыли посуду. Вместе готовили. Во сне их тела переплетались. Едва проснувшись, он тянул ее к себе… Любовь была во всем – в чашке кофе, принесенной Юрой в постель, в его рубашке, которую она любила носить дома. В цветочных букетах в руках курьера, внезапно появившегося на пороге бухгалтерии. В изящном колечке с сапфиром и словах: «Выходи за меня».

– Господи… – выдыхает Катя, сжав кисти рук, – а что же случилось? Почему вы расстались? – шепотом спросила она.

Галя вытянула из-под себя ноги и опустила их на пол – от долгого сидения на диване они занемели, а слезы уже давно высохли.

– Почему? Все очень просто – он ушел.

– Ушел? К другой женщине? – лицо Кати вытянулось.

– Может быть… Не знаю, – Галка повела слегка занемевшими плечами, – и знать не хочу. Ой, да мы ж ничего не ели, – она вскочила на ноги, – сейчас кофе сделаю.

Она включила чайник и вернулась за стол. Быстрыми движениями нарезала сыр, помидоры.

– Кушай, а то кормлю тебя своими баснями.

– Нет, это не басни, – гостья мотнула головой, – это жизнь.

– Брось… Все давно уплыло, ушло…

– Но ведь болит?

– Не-а, вовсе не болит, это все месячные, сейчас второй день.

Чайник выключился, и Галка загремела чашками.

– Он предал меня и перестал для меня существовать. Конечно, я о нем вспоминаю, но сегодняшние слезы, повторяю, всего лишь физиология, не больше, – она поставила на стол сахарницу.

– Это ужасно…

– Да, ужасно, – она насыпала кофе и сахар в чашки, – и это все, – и она налила кипяток.

…И снова в ее голове раздаются слова Юры:

– Прости меня…

Ноги прикипают к полу, сердце бьется в горле, подступает тошнота. Она не верит его словам – этого не может быть! Но она тянет к нему руки, а он… Он такой чужой…

– Я тебя ненавижу! – кричит она. – Ненавижу! Ты врешь! У тебя кто-то есть!

…В груди что-то взрывается – это ревность, дикая, необузданная, всепоглощающая. Да, она дочь своего отца! Она ничем от него не отличается. Разве что не выясняет отношения, не устраивает допрос, а разворачивается и уходит. Уходит навсегда.