Неповторимая весна - Мэри Джо Патни Страница 42

– Да? – ободряюще проговорила Кейт.

– Мама испекла пирог на мое шестнадцатилетие. Отец не явился к ужину, и мы все знали, что это означает – опять пьет со своими дружками. Подождав, мы уселись за стол и стали есть, стараясь делать вид, будто нам весело, и ожидая, когда «упадет топор». Он явился домой пьяным и взбесился, увидев, что мы начали праздновать без него. Схватил мать, чтобы ударить. Я разозлился. К тому времени я уже был с него ростом и в гораздо лучшей физической форме, так что я прижал отца к стене и сказал: если он еще хоть пальцем прикоснется к маме, или Мэри Бет, или ко мне, то я его просто убью.

Это было сказано всерьез. Доживи Донован до ста лет, ему никогда не забыть ни кислого запаха виски в дыхании отца, ни смены эмоций в синих глазах, так похожих на глаза сына. Шок. Ярость. А потом страх.

Когда Доновану было шестнадцать, он испытал победное чувство при виде этого страха. Сейчас глаза отца преследовали его в кошмарных снах.

– Угроза помогла?

– Ненадолго.

Мальчик так гордился собой, считал себя героем. Может, он им и был. Лишь много лет спустя он понял, что тогда он стал грубияном, насильником наподобие отца. Донован перешагнул черту.

– Они погибли всего через пару месяцев.

И он никогда не переставал сомневаться, не сыграло ли свою роль его противодействие в последней смертельной поездке отца – ведь баланс силы в их семье изменился.

– Почему твоя мать не ушла, забрав тебя и твою сестру с собой?

– Там, где я вырос, люди сходились навсегда. Женщина должна была мириться с небольшими пороками мужа, пока он обеспечивал семью. Мой отец работал сталеваром, так что, по местным стандартам, был хорошим мужем. И, говоря по правде, мама любила его. Или по крайней мере любила человека, которым он когда-то был.

Донован напряженно барабанил пальцами по подоконнику. Он старался не вспоминать о семье слишком часто, особенно о Мэри Бет. Чувства к матери были более сложными. Он любил ее, и она делала для своих детей все, что могла, но не защищала их.

– Это… чуть не убило меня, Кейт, когда ты ушла. Но я был рад, что у тебя хватило смелости оставить меня, пока я не причинил тебе большого вреда.

– Не смелости, а трусости.

– Нет. Ты нашла в себе силу разорвать спираль, по которой мы вместе катились в ад.

Он всегда испытывал благодарность к жене за это проявление силы. Если бы не ее поступок, невыносимо даже думать, к чему бы они пришли.

– Почему ты мне все-таки рассказываешь об этом?

– Говорить трудно, но молчать смертельно опасно. Кроме того, я не смогу заставить тебя проститься с прошлым, пока сам буду скрывать так много. – Он внимательно посмотрел на нее. – А что-нибудь изменилось бы, Кейт, если бы ты знала, что я из типичной неблагополучной семьи?

Она заколебалась.

– Я… не знаю. Наверное.

Черт. Значит, если бы он набрался храбрости и честно рассказал ей о своем детстве, их брак, может быть, не распался бы. Кейт всегда испытывала сочувствие к страдающим, и ей хватило бы здравого смысла обратиться к психологу, если бы она понимала, что творится в душе Донована. Но он не хотел быть страдальцем – он хотел оставаться для нее героем.

К тому же в самой глубине его сердца жила уверенность, что, если бы Кейт знала правду, она никогда бы не смогла полюбить такого никчемного парня, как он.

Несмотря на то что она была измотана работой и разговором с Донованом, Кейт никак не удавалось заснуть. Когда-то она считала, что между ней и мужем нет никаких секретов. Оказывается, существовало нечто, о чем она не знала. То, что его отцом оказался буйный алкоголик, объясняло очень многое. Вынужденный прибегнуть к силе, чтобы защитить мать, сестру и себя, Патрик получил урок, который невозможно забыть. Эта напряженность в нем, этот нерв, который одновременно и заинтриговал, и встревожил ее в самую первую их встречу, – он скрывал в себе пережитые боль и гнев.

Раньше она думала, что семья – это мужчина и женщина и, даст Бог, дети. Вместо этого она делила мужа с демонами прошлого.

И даже не подозревала об этом.