Фаворитки. Соперницы из Версаля - Салли Кристи Страница 42

– У вас очень дерзкие манеры.

– Я весела и очаровательна, – поправляю я, сажусь на кровать и жду, сядет ли он со мною рядом.

– Вы чего-то ждете, мадам?

Я смеюсь:

– Мне кажется, тебе не стоит сердиться. Наш брак – не мой выбор.

– Какое оскорбление! Мадам, герцог де Биро – маршал Франции, а мой кузен маркиз де Гонто – близкий друг…

– Я знаю, кто ваш кузен, – обрываю я.

– Мадам, я должен сообщить вам, что он был против этого союза: он подозревает, что ваша матушка не может похвастаться высокими моральными принципами.

Я хихикаю.

– И вы сами, по всей видимости, крайне развращены, – с презрением продолжает он.

– Я выросла в Париже, а не в этой деревне! И я держу пари, что в интересах твоей семьи женить тебя как можно быстрее, иначе тебя отправят в колонии. – Или упекут в Бастилию, хочется мне добавить. Оба брата Франсуа живут в Сан-Доминго, посреди Карибского моря. В моем брачном контракте наверняка есть условие, что я никогда, ни при каких обстоятельствах не поеду за супругом, если вдруг он решит туда отправиться.

– Возможно, такая судьба предпочтительнее.

– Сомневаюсь, – беззаботно отвечаю я.

Его глаза под нависшими веками даже обладают неким шармом, и у меня внезапно возникает непреодолимое желание заставить этого мужчину с его скорбным лицом улыбаться. Я очень хороша собой, а человека всегда привлекает красота – кто может ненавидеть розу? Это было бы странно.

– Почему ты так холоден? – допытываюсь я. – Мы могли бы быть друзьями.

– Ты моя жена! – Он стоит у двери, будто аршин проглотив, а я наблюдаю за ним из-под опущенных ресниц. За окном темным-темно, и свечи в подсвечниках скоро догорят. Не думаю, что к нам пришлют служанку.

– Может быть, ты меня разденешь?

– Я ваш супруг, мадам, а не служанка.

– Знаешь, можешь ублажать себя сам. Но тебе не кажется, что никто из нас не выиграет, если мы не продемонстрируем, по крайней мере, доказательства… – наверное, не стоит мне так давить, но этот человек уже начинает меня раздражать, – дефлорации.

Я выхватываю из вазы розу и бросаю ему. Франсуа морщится.

– Отлично.

Я поднимаю тяжелые юбки и неумело отвязываю фижмы, а мой супруг с отвращением отворачивается. Я с облегчением переступаю юбки и откидываюсь на кровати. Голова начинает кружиться – что же было в этом графине? Потолок комнаты расписан пастухами и пастушками. Как необычно видеть крестьян там, где должны быть изображены греческие боги… Откровенно говоря, это такое убожество, у маркизы совершенно нет вкуса. Хотя платье на ней было довольно красивое, особенно маленькие цветочки из жемчужин, которыми были расшиты плечи.

«Быть может, утром у меня будет достаточно сил, чтобы справиться с корсажем», – думаю я, а голова продолжает кружиться подобно флюгеру. Мы могли бы сказать, что ему так не терпелось, что единственное, что он смог, – это задрать мне юбки. Я не могу сдержать смех. Во всяком случае, не будет неловкости, когда я стану притворяться, что стону от боли, если только он не попытается… нет, он не посмеет. Хотя мне было бы интересно и самой попробовать.

А пока Франсуа ложится рядом со мной, заявляя, что он устал и ему нужно отдохнуть. Мысли путаются, и я вновь задаюсь вопросом, что же было в графине. Потом вспоминаю о лепестке розы, который я проглотила и привкус которого до сих пор ощущаю во рту.

На следующей неделе меня представят ко двору, и я приступлю к своим обязанностям – прислуживать королевским дочерям. Я с благодарностью, но без раболепия приняла и свое замужество, и место при дворе, поскольку все досталось мне по праву, ведь я – правнучка маршала Франции и племянница подруги маркизы.

Мысли перескакивают с событий этого дня на мое захватывающее будущее. Сегодня я впервые увидела короля. Он красивый мужчина, хотя чуточку староват и с двойным подбородком. Я бы точно не назвала его самым красивым мужчиной королевства; быть может, лет двадцать назад, но только не сейчас. Маркиза целый день провисела у него на руке, как пиявка, – неужели она не понимает, как постыдно она себя ведет? Его сын, дофин, одетый в синий бархатный сюртук, тоже достаточно красив, и у него в лице есть что-то привлекательное, хотя он невысок росточком и упитан.

Дофина тоже была здесь, поражая всех своим крупным, вульгарным носом. Я слышала, что она настоящая мегера и держит дофина на коротком поводке. Я размышляю над тем, стоит ли брать с собой в Версаль собаку, Шиперса, или оставить его в Париже с моей матушкой? Путешествие в экипаже с собакой может быть невыносимо, особенно летом, в такую жару. Говорят, что в Сан-Доминго очень жарко; один из братьев Франсуа, приехавший с этих островов, весь обед просидел мрачнее тучи.

– Как они его называют? Того слугу твоего брата?

– Что-что? – удивляется Франсуа. Интересно, о чем он думал, лежа рядом со мной в темноте?

– Твоего брата, маркиза. Его чернокожего слугу, того, в белом с желтым сюртуке. Не в ливрее. На самом деле красивый сюртук.

– Удивительно, что вы вообще заметили, во что одет слуга, мадам. Раб, если точнее.

Какое ничтожество! Очень жаль, что в качестве подарка жених получил место в свите дофина, а не где-то в далеком полку. Тетушке Элизабет стоит тщательнее продумывать детали.

– Как его зовут? – опять задаю я вопрос.

– Антуан зовет его Калибан. Уверяет, что он из сенегальского племени мандинго.

Калибан из «Бури». Как экзотично.

– «В нужде с кем не поведешься», – цитирую я «Бурю».

– Вы знаете Шекспира? – В голосе Франсуа слышится недовольство с оттенком уважения.

– Да. – Кто-то может обвинить меня в недостатке воспитания, но я люблю читать. Какие большие глаза и губы, высокий орлиный нос… А какая черная блестящая кожа… Невозможно удержаться от вопроса, а везде ли он такого цвета? Удивительно представлять себе темную змею на месте чего-то розово-красного. Должно быть, у него крепкие мышцы, благодаря тому сахарному тростнику, который ему приходилось обрабатывать. – А твой брат вернется назад в Сан-Доминго?

– В этом году он не собирался туда уезжать, сейчас он намерен отправиться в наше поместье в Лангедок, потом будет искать благосклонности при дворе. Он довольно образованный человек, поэтому…

Франсуа неожиданно оказывается разговорчивым собеседником, когда речь заходит о его брате, и вскоре я засыпаю, думая о молодом крестьянине с пшеничными волосами, а потом о рабе Калибане и о застенчивой, неравнодушной улыбке дофина. Я забываюсь сном еще до того, как успеваю разочароваться, что не будет соития – приятного или нет – в эту первую брачную ночь.