Мочалкин блюз - Акулина Парфенова Страница 42

– Вы не в Бразилии?

– Пришлось вернуться. Слетал только в Нью-Йорк и обратно.

– А как же Даша?

– Ее мать поехала с ней вместо меня.

– Да, кстати, это не мои дети. Это дети моего бывшего мужа. Его бросила жена, их мать. Он в депрессии, и мне пришлось сегодня о них позаботиться.

– Потрясающе, сегодня вы опять открылись с новой стороны. А ваш муж – не тот ли, который купил у нас костюмы и из-за которого вы убежали от меня в тот вечер после вечеринки в консульстве?

– А, да… Кстати, фотографии отличные. Вы отменный фотограф.

– Я рад, что вам понравилось. Вам причитается гонорар.

– Да бог с вами, вы же расплатились со мной. Помните те чудные вещички, которые вы подложили мне в машину?

– То есть вы так это восприняли?

– А как еще? Кстати, ношу. Вот, смотрите.

Я распахнула тренч.

– Вам к лицу. Только лицо усталое.

– Не выспалась, и день был трудный.

– Я понял.

– У меня к вам просьба. Только не поймите меня превратно. Я прошу вас как друга, как человека, который меня понимает. Можете зайти ко мне в гости? На полчаса, больше я вас не задержу. Я очень хочу, вернее, мне просто жизненно необходимо вам что-то показать.

Из глаз моих брызнули слезы.

Он подошел, взял мою руку и поцеловал ее. Это было сенсационное, неслыханное событие.

– Не плачьте, конечно я согласен.

Тепло этого поцелуя обещало несусветное, безумное счастье, но поддаваться было нельзя. Это магия. Как только она кончится, будет очень больно. Гораздо больнее, чем в тот раз. Хотя куда уж больнее.

Помнить об этом, главное – все время помнить об этом.

– Только мне нужно сначала отвезти детей.

– Отлично, тогда через час возле вашего дома. У вас руки пахнут американским тальком. Вы с детьми играли в снукер?

Вот собачий нюх. Я сделала вид, что не расслышала вопрос.

Таким образом, уборка в квартире Петрова отпала сама собой. Ну и ладно, уберусь завтра. А ему будет стыдно, когда протрезвеет.

Я вручила Людмиле Васильевне детей, собаку, картошку, фарш и огурцы и попросила ее позванивать Петрову, чтобы не сошел с ума, когда увидит, что детей нет.

Глеб стоял у моей парадной с букетом белых лилий и пакетом со снедью.

– Я хотел поговорить с вами о последней нашей встрече.

Похоже, он тоже смущался.

– Я прошу вас, не будем, забудем об этом, сегодня совсем другой повод. И я вас пригласила как друга. Эти цветы ни к чему. Хотя ладно, цветы пригодятся. Пойдемте.

Мы поднялись, я показала ему комнату за комнатой.

– Теперь я понял, почему вы заплакали. Такое нельзя не показать.

И он принялся хвалить мой новый интерьер метр за метром, деталь за деталью, не жалея слов и времени.

Правда, пару замечаний все же сделал. Но замечания были по делу, и я с ними согласилась. Дал пару верных советов.

Физически он занимал не слишком много места в пространстве моей квартиры. Однако вокруг себя на метр или два он мощно излучал тепло, благоухание и праздник. Можно было просто стоять рядом, греться в его лучах и слушать, что он говорит, так умно и в то же время так понятно, и чувствовать себя совершенно счастливой.

Цветы я поставила посреди обеденного стола.

– Теперь надо выпить за вашу удачу и творческое дарование. – Он помолчал. – И вам некому, совсем некому, кроме меня, было показать все это?

Я не ответила.

Казалось, он готов был погладить меня по голове. Но не стал.

Я принесла бокалы.

Глеб достал из пакета бордо и козий французский бри.

Я не поверила глазам.

Я сама купила бы то же самое, если бы могла себе позволить бутылку вина за восемьдесят евро и сыр по такой же цене за килограмм.

Искомый «теплый бок» находился в двух метрах от меня. Можно было к нему прислониться, если бы не уверенность, что в итоге он окажется не теплым, а горячим, как адская сковорода.

Вино было прекрасным, сыр восхитительным. От воспоминания о поцелуе руки перехватывало дыхание. Пора было проститься.

– Я возвращаюсь к бывшему мужу и переезжаю в Москву, – не в силах больше терпеть, объявила я.

– Вы? Не может быть! Я не верю. Чем вы будете заниматься в Москве?

Казалось, он был уязвлен и разочарован.

– А здесь я чем занимаюсь?..

Правильно атрибутировав мое сообщение, Глеб моментально вежливо собрался и ушел. Легко. Как это водится у них, у крутых мужиков.

Лишь только он скрылся из виду, я принялась на чем свет стоит ругать себя за то, что могла хотя бы выслушать, что же он все-таки хотел сказать по поводу нашей прошлой ужасной встречи. Но было поздно. Теперь я об этом никогда не узнаю.

В прихожей у двери стоял одинокий Jimmy Choo. Как он здесь очутился? Он же был в шкафу. Наверное, выходил поприветствовать хозяина. Я подобрала его и пошла к шкафу. Но тот, мой, туфель был на месте. Значит, этот – принес Глеб, значит, он все-таки его нашел. Значит, он и есть мой принц. А я его Золушка.

Нет, он не мой принц, просто матрица снова дала сбой.

Я допила из горла вино. Засунула в рот изрядный остаток сыра. И ходила туда-сюда с набитым ртом, любуясь своим богатством то в одном ракурсе, то в другом, обнимая вернувшийся туфель, пока обманчивое бордо не вырубило меня.