Белье на веревке. Современные рассказы о любви (сборник) - Дарья Дезомбре Страница 42

– Освободилась тут квартирка. – Риелтор не без труда потянул на себя тяжелую дверь. – Но поменьше, чем вы хотите, размерами. Зато с окнами куда надо. Так что поглядите.

Он ввел их в небольшую – сравнительно с остальными, – очень светлую квартиру. Видно было, что кто-то уже поработал над ней: осталось мало перегородок, кривые питерские стены выровнены и все выкрашено в белый цвет. Отблеск от лежащей внизу Фонтанки переливался бликами на потолке. Впервые за время их поисков Ксюша открыла рот для того, чтобы что-то сказать, и эта первая фраза была произнесена с твердостью.

– Мне здесь очень нравится.

Андрей прошелся быстро из просторной прихожей в большую светлую гостиную, совмещенную с кухней, и оттуда – в комнату, тоже с видом «на воду».

– Тебе правда нравится? – спросил он, внимательно глядя ей в глаза. Ксюша кивнула.

– Ну что ж, – повернулся Андрей к риелтору, – давай рассказывай, сколько и как и про состояние дома. Надеюсь, не аварийное?

И пока Антон заливался соловьем, Ксюша все ходила из комнаты в кухню, из кухни – в гостиную. Нужели это будет ее? Как стал ее этот потрясающий мужчина? Внизу синела речка, вверху – над крышей Аничкового дворца – догорал закат. «Какое счастье!» – подумала Ксюша впервые в жизни в настоящем времени. Андрей тихо подошел к ней сзади.

– Я попытаюсь сторговаться насчет цены, – сказал он. – Но даже если получится скинуть, нужно будет завтра-послезавтра перевести деньги. В Толстовском доме свободных квартир уже не осталось, и если хочешь жить в нем… надо поторопиться.

Ксюша подняла на него глаза и задала вопрос, который с утра вертелся у нее на языке.

– Зачем ты это делаешь?

Андрей вроде как не удивился:

– Ты имеешь в виду поиски тебе квартиры?

– И это, и еще… – Она вновь опустила глаза долу. – Эта твоя роза? Зачем?

– Ну… – протянул он. – В некотором роде я теперь твой пастырь… А ты – моя бедная овечка. Мы будем вместе тратить твои деньги, и… – Он усмехнулся. – Я тебе буду кое-что должен. Хочу найти тебе крышу над головой, дабы, когда ты приедешь обратно из Европы с уже весьма уменьшенной суммой в банке, ты не вернулась в свою… ммм… конуру.

Неизвестно почему, но Ксюша вдруг почувствовала комок в горле. Он ее пожалел! Ее, с ее 10 миллионами! Ее, в ее убогой комнате, с убогим халатиком! Понятно, откуда взялась роза… И спрашивать было нечего. Это просто жалость, просто. Почему же ей так сладко, хотя и грустно? Как ее мало жалели… Она вытерла тыльной стороной ладони мокрое лицо. Наверное, и тушь потекла. Зачем она красилась, дура? И на этом печальном месте шикарный мужчина притянул ее к себе и погладил по голове. Тут Ксюша расплакалась уже в голос и с огромным удовольствием, как в детстве. А риелтор Антон заглянул в комнату, оценил ситуацию и, показав Андрею жестами, что дверь можно просто захлопнуть, тихо удалился.

Следующая неделя прошла для Ксюши в полной запарке: во-первых, Андрей заставил ее перевести все деньги в западный банк (правда, 10 миллионов перевести оказалось легче, чем какие-нибудь 10 тысяч). Во-вторых, она получала загранпаспорт и шенгенскую визу. В-третьих, на всех парах оформлялась сделка с квартирой, и наконец ей вручили ключ и бумаги, досконально проверенные Андреем. Андрей проводил с ней большую часть дня, но не ночи. Он не настаивал, а Ксюша стеснялась предложить. Зато он держал ее в ежовых рукавицах, как он сам выражался, запрещая: покупать одежду («Пожалуйста, – канючила Ксюша. – Ну как я в Париже появлюсь так одетая!» – «Цыц!» – отвечал ей Андрей); стричься, покупать мебель в новую квартиру, вообще – покупать.

– У тебя поменяется вкус! – говорил он ей по сотому заходу. – Сейчас это делать бессмысленно!

Но Ксюша все равно дулась. Единственное, что она себе позволила, с одобрения Андрея, – это прелестный серебристый мобильный, чтобы постоянно сжимать его в руке и чувствовать аж сердцем его вибрацию, когда двадцатый раз за день звонил Андрей.

– Ты сейчас где? На Невском? Сфотографировалась на паспорт?

– Ага, – говорила Ксюша, – но я на этой фотографии страшненькая…

– Да бог с ним, что страшненькая, – отвечал быстро Андрей, он опять куда-то бежал. – Тебя на ней увидят разве что не выспавшиеся женщины-пограничники. Так. Теперь страховка. Я нашел нам приличную, мы не скоро вернемся. И да, кстати! Я уже забронировал билеты!

Выслушав очередную тираду, Ксюша удовлетворенно улыбалась и прятала руку с телефоном обратно в карман – до следующего «выхода на связь». Она уволилась с работы, придумав себе заболевшую родственницу в провинции. Завуч была явно недовольна увольнению посреди учебного года; но больные родственники – тема необсуждаемая. И еще. Втайне от Андрея – смешно, что еще две недели назад его не существовало в ее жизни, а теперь не было ничего, что она бы предпринимала без его ведома, – она сняла пятьдесят тысяч со счета и спрятала их на квартире у родителей. Им на старость. Родителям же Ксюша объявила, что нашла новую работу – сопровождать «новых русских», – это она придумала, чтобы оправдать свои путешествия (а путешествовать она собралась часто!).

– Чего? – недоверчиво протянул отец, оторвавшись от «Спорт-Экспресса». – Это что, типа эскорт-герлз?

– Ты откуда такие слова-то знаешь? – нарочито удивилась Ксюша, дабы скрыть смущение. На самом деле это ЕЕ сопровождал эскорт-бой (и еще какой бой!), но разве такое расскажешь? А мама в очередной раз попеняла, что она меняет стабильную работу со стабильной же зарплатой на черт-те что, а если потом обратно в школу не возьмут?

– Возьмут, – мрачно ответила Ксюша, которую от одной перспективы уже перекашивало. – У них там вечная нехватка кадров.

И уехала. А кота оставила.

Билеты Андрей взял в бизнес-класс, и, стоя перед стойкой регистрации, Ксюша невольно задумалась. Ее потертая сумка выглядела так же неуместно рядом с шикарными чемоданами Андрея, как и она сама рядом с Андреем. Ясное дело, что даже у девицы на регистрации в голове крутился один вопрос: и что он в ней нашел? На душе у Ксюши стало кисло. Кислота сохранилась и в самолете: Андрей светски читал утреннюю газету (на французском!) и попивал умеренно коньяк, а она мусолила последнюю Донцову, злилась на себя и на жизнь. А потом начала пить красное вино. Настроение неуклонно поднималось вверх. Правда, при посадке их изрядно трясло, и она едва дождалась туалета в аэропорту, где ее и вырвало всем эйрфранцевским завтраком и унижением от этих удивленных взглядов повсюду. Андрей все, конечно, понял. В лимузине, везшем их в отель, он повернулся к ней, внимательно посмотрел в глаза:

– Ксюша, что случилось? Надралась прямо в самолете, да еще и с таким перекошенным лицом!

– Я больше не могу! – вырвалось у Ксюши. – Все на меня пялятся! Я такая замухрышка рядом с тобой! А они все спрашивают себя, что ты со мной делаешь! А я-то знааааю!

Андрей отодвинулся от нее, подобрав полу элегантного пальто, и стал говорить, глядя строго перед собой, почти без выражения.