Леди и горец - Джулиана Гарнетт Страница 42

Наступили теплые дни. С приходом лета ячмень и овес на полях пошли в рост и начали колоситься, а коровы и овцы, пасшиеся на сочных окрестных лугах, основательно прибавили в весе. Окружавшая замок крепостная стена была почти закончена, как и большая четырехугольная башня. Строительные работы шли полным ходом, приостанавливаясь только в дождливое время.

— Арендная плата за период до Троицына дня получена. — Саймон сидел за столом, листая лежавшую перед ним толстую расчетную книгу. — Бог даст, к празднику урожая и к Дню святого Мартина фермеры внесут вторую половину аренды.

— Благодарение Господу, погода до сегодняшнего дня стояла хорошая, — сказал Роб, потирая ладонью больное бедро. Рана почти совсем зажила и ныла только в дождливую погоду. — Еще какие-нибудь новости есть?

— Для вспашки за десять фунтов куплены два быка. Часть денег вернем, поскольку арендаторы тоже ими пользуются, за что и вносят соответствующую плату. Восемь фунтов ушло на покупку железных гвоздей, столько же — на приобретение каменных блоков. Расходы на обработку камня увеличились на четыре шиллинга в неделю.

— За каждый блок?

— Ну нет, хвала Господу. За все про все. По счастью, большинство каменных блоков мы заготовили заранее. Учти, я тебе только самое главное докладываю.

Роб переключил внимание с расчетной книги, куда Саймон ежедневно вписывал длинные колонки цифр, на полыхавший в углу очаг, у которого расположилась с рукоделием на коленях Джудит. Она сосредоточенно орудовала иглой, время от времени останавливаясь и окидывая свою работу критическим взглядом. По крыше и в ставни барабанил дождь; доносившегося со двора привычного жужжания пил и стука молотков слышно не было, так как работы в дурную погоду прекращались. Роб подумал о двух сладчайших послеобеденных часах, которые они с Джудит обычно проводили за зеленым пологом в постели, и решил, что эту традицию нарушать не стоит. Смотреть на жену ему никогда не надоедало. В свете очага ее волосы приобрели насыщенный янтарный оттенок, а щеки рдели, как два пиона. Волосы она заплела в толстую косу и перевязала ленточкой. Штопая чулки, она время от времени нетерпеливым жестом забрасывала ее за спину. Саймон продолжал монотонно повествовать о доходах и расходах, о появившихся на свет телятах и ягнятах, но Роб его уже не слушал. Куда приятнее было вспоминать о ласках Джудит, когда он, сжимая ее в объятиях, познавал тайны се тела и неизвестные ему прежде ритуалы любви. Они часто затевали любовные игры, а потом наслаждались близостью.

— Эй, ты меня слушаешь? — обратился к Робу управляющий.

— Разумеется, — кивнул Роб. — Если не ошибаюсь, ты говорил об овцах…

Саймон отодвинул расчетную книгу и тоже устремил взгляд в сторону очага. Смекнув, в чем дело, он едва заметно скривил губы в усмешке.

— Вообще-то я рассуждал о многотрудном процессе изготовления винных бочек. И рассуждения на эту тему так меня увлекли, что у меня появилась настоятельная потребность выпить.

С этими словами Саймон поднялся из-за стола и, бросив на Роба насмешливый взгляд, вышел из зала. Теперь тишину нарушал только дождь, стучавший по крыше, да треск поленьев в очаге.

Роб подошел к Джудит и дотронулся до ее плеча. Она подняла голову и посмотрела на него своими зелеными глазами, казавшимися в свете очага золотистыми.

— Ты уже закончил просматривать счета, сэр?

— Да — и работать с Саймоном мы сегодня больше не будем. — Он протянул ей руку и, заметив ее недоуменный взгляд, медленно растянул губы в улыбке. — Пойдем со мной, миледи. Остался еще один счет, он касается только нас двоих.

Она отложила рукоделие и последовала за мужем к винтовой лестнице. Как только они вошли в комнату, Роб стал раздевать жену, прильнул губами к ее губам, подхватил ее на руки и отнес на постель. За окном потемнело, прогремел гром. Но здесь было тепло и уютно. И они занялись любовью… Дождь перестал; серенький свет, проникавший сквозь толстое мутное стекло и щель в пологе, упал на лицо Джудит. Вздрогнув, она пробудилась, потом, приподнявшись на локте, посмотрела на Роба. Он спал, и она стала всматриваться в его лицо, словно хотела навсегда запечатлеть его в памяти. Порой ей казалось, что настанет день и воспоминания станут величайшей и единственной ее драгоценностью. Стоило Джудит об этом подумать, как ее начинала бить дрожь. Ну почему, думала она, ей приходят на ум мрачные мысли о бренности всего земного, когда никакой причины для этого нет? Ведь она счастлива и сделает все, чтобы это счастье никогда не кончилось. Хотя вечного ничего нет. Господь свидетель, ей так много хочется сказать мужу! Но когда предоставляется такая возможность, язык у нее словно прилипает к гортани. А ведь человеку отпущено для счастья так мало времени… Она осторожно прикоснулась пальцами к застарелому шраму на его смуглой груди. Затем перевела взгляд на рану у него на бедре. Она почти зажила, и на месте грубого красного рубца виднелся тонкий зигзагообразный белый шрам, очертаниями напоминавший молнию. На груди и на животе у него виднелись темные завитки волос, особенно густые в паху. Рассматривая его плоть, Джудит невольно покраснела: ведь он доставляет ей столько удовольствия! И даже в состоянии покоя выглядит величественно. Отведя взгляд от его мужского достоинства, она с шумом сделала глубокий вдох, подняла глаза и встретилась взглядом с Робом.

— Смотри, сколько хочешь, женщина, — произнес Роб, к немалому удивлению Джудит, переходя на шотландский язык. — И все, что захочешь.