Кровавая месса - Жюльетта Бенцони Страница 42

— А ее муж?

— Гражданин. Тизон продолжает нести свою службу, но он тоже изменился. Кажется, он начал понимать, как страдает королева. Теперь Тизон прислуживает ей с куда большим уважением, потому что вспоминает о своей Пьеретте.

— Но доверять ему все-таки не стоит, — заметил барон.

— Возможно, вы правы, — задумчиво произнесла Мари. — Но может быть, и нет. Я полагаю, что настоящие страдания, подлинная боль одного человека передаются другому. Тизон видел, как его жена сошла с ума, как она оплакивала маленького принца, к которому, без сомнения, успела привязаться…

Лицо де Баца утратило напряженное выражение, и он улыбнулся Мари.

— Вы, мой ангел, найдете оправдание даже для самого дьявола!

— Несомненно, и с большей охотой, чем вы можете себе представить, — засмеялась молодая женщина. — Я всегда считала дьяволом вас…

Два дня спустя гражданин Агриколь и его подруга Лали взошли на борт барки — они направлялись в Пасси, чтобы подышать свежим деревенским воздухом и выпить несколько стаканов целебной воды. Своим приятелям из «Бегущей свиньи» гражданин Агриколь сообщил, что недавно вернулся из Невера, где его заинтересовало имущество эмигрантов. На этот раз гражданин Агриколь отсутствовал дольше обычного, и его встретили градом упреков: он совсем забросил свою подругу Лали Брике, бедняжка просто высохла с горя!

— Тебе еще повезло, что она сегодня здесь, — прошептал ему хозяин кабачка Ружье. — Последнее время Лали все больше дома сидит. Ты только посмотри на нее…

И в самом деле, Лали выглядела неважно: глаза за стеклами очков ввалились, лицо осунулось. Она не видела, как вошел ее друг, и даже не заметила, что спустила петлю на вязании. Лали с отсутствующим видом смотрела куда-то вдаль, поверх грязных занавесок.

— Я сейчас ее развеселю, не волнуйся, — заявил гражданин Агриколь и направился к столику. — Привет, Лали, что с тобой стряслось?

Женщина вздрогнула, но потом на ее суровом лице появилась слабая улыбка.

— Я думала о вас, — прошептала она, но сразу спохватилась и поспешила вернуться к тому вульгарному говору, которым пользовалась обычно: — Я уж все думы передумала. Неужто ты меня позабыл совсем?

— Ты же знаешь, что я не могу тебя забыть. Ты женщина моей жизни! — воскликнул с громким смехом Агриколь. — Я сейчас быстро приведу тебя в чувство! Для начала мы выпьем по стаканчику доброго винца. Доставай-ка свою лучшую бутылочку, Ружье, и подсаживайся к нам!

Перед таким приглашением кабатчик никогда не мог устоять. Пока он ходил в погреб за вином, де Бац сел на скамью рядом с Лали.

— Что с вами случилось, Евлалия? Вы больны?

— И да, и нет! Я не могу говорить об этом здесь… я задыхаюсь… Этот город все больше внушает мне ужас!

В ее серых глазах барон увидел настоящую тревогу.

— В таком случае мы еще поговорим об этом завтра. Завтра я тебя вывезу подышать свежим воздухом! — произнес он погромче, чтобы его слышал Ружье, который уже шел к столику с бутылкой и стаканами. — В этом городе становится чертовски жарко. Я только что из деревни, там совсем по-другому дышится.

— Ты собрался вернуться в Невер?

— Нет. Зачем ехать в такую даль? Мы отправимся погулять в Пасси. Я там знаю одного лекаря, он лечит водами и не похож на осла, как другие. Он тебе скажет, что надо делать.

— Вот и славно! — одобрил кабатчик. — Хорошая мысль. Ты прав, в городе настоящее пекло. Моя добрая женушка проводит полдня в баке с холодной водой, а вторую половину прячется в погребе. Правда, там она накачивается совсем не водой… Если бы я мог обойтись без ее стряпни, то с удовольствием отправил бы ее с вами вместе.

— Это можно будет сделать, но для начала надо повидать этого лекаря, — не моргнув глазом, ответил де Бац. — Я тебе с радостью услужу.

— Я всегда говорил, что ты мужик что надо! — Ружье хлопнул его по спине.

Итак, на следующее утро Агриколь и Лали отправились в Пасси. Ночью прошел дождь, стало легче дышать, и утром было почти прохладно. Народу на барке оказалось так много, что до самого Манта они говорили только о пустяках, глядя на Париж, проплывающий мимо них.

До начала революции небольшая, но красивая деревушка Пасси процветала благодаря тому, что стояла между Сеной и Булонским лесом неподалеку от замка Мюэтт, где часто останавливался королевский двор. Кроме того, лет десять назад там открыли целебные источники, «весьма полезные при женском бесплодии», и Пасси стал модным местом. Сразу же неподалеку выросли несколько богатых особняков, игорный дом, бальный зал и даже кукольный театр, чтобы развлекать тех, кто приезжал сюда.

Но настали трудные времена. Особняки опустели, их владельцы либо уехали, либо погибли, как принцесса де Ламбаль, чей прелестный дом стоял тут же. Развлечений стало мало, однако приверженцы лечения на водах по-прежнему приезжали в Пасси. Только теперь они были и в самом деле больны, куда меньше шумели, и от былой элегантности не осталось и следа. Деревня снова стала тихой, спокойной и провинциальной. Агриколь и Лали сошли на берег и медленно побрели по дороге, ведущей к источникам. Неожиданно Лали остановилась несколько раз вздохнула полной грудью. Ее лицо стало спокойным и даже нежным.

— Господи, как же хорошо дышится! Вы чувствуете запах цветущей липы?

— Здесь есть небольшая таверна: Не хотите ли отдохнуть там немного, пока я посмотрю, сможет ли доктор Воллар вас принять?

Евлалия улыбнулась барону и взяла его под руку.

— Мне не нужен врач, мой дорогой Жан. Я страдаю от отвращения, от ужаса! Именно они лишают меня сна и аппетита. Иногда мне кажется, что я переоценила свои силы, превратившись в Лали Брике. Я даже не предполагала, что могу дойти до такого состояния! Я искренне надеюсь, что смогу и дальше быть вам полезной, но порой сомневаюсь в этом…

— Так что же все-таки происходит?

— Только не говорите мне, что вы не знаете, где теперь собираются те, кого называют «вязальщицами Робеспьера»! В Конвенте им стало неинтересно, а гильотина работает как часы. Теперь, чтобы быть в курсе событий, необходимо сидеть у самого эшафота. С тех пор как по всей стране идет охота на жирондистов, люди Дантона и Марата требуют от революционного трибунала все больше крови. О, это отвратительно!

— Вы и в самом деле вынуждены присутствовать при казнях, как и остальные вязальщицы? Разве ваш «друг» Робеспьер не может вас от этого оградить?

— Ну, во-первых, он пока не обладает всей полнотой власти. Они с Дантоном ненавидят друг друга, и Дантон только и ждет своего часа. Что же до необходимости сидеть рядом с эшафотом, то стоило мне только сказать, что я предпочитаю слушать речи в Конвенте, а не крики смерти, как на меня стали косо смотреть. Есть там одна, некая Фрозина Груэн. Она меня не любит, я это чувствую. Именно она сказала мне: «Уж не из аристократок ли ты, мамаша Брике? Речи — это все пустое. Кровь — вот что главное! И настоящей патриотке должно нравиться, когда течет кровь тех, кто пил нашу на протяжении веков». Если я не вернусь на свое обычное место, она на меня донесет. А я не хочу умирать, пока не увижу, как Шабо взойдет на эшафот. Де Бац сорвал травинку и принялся ее задумчиво покусывать.