Великолепная маркиза - Жюльетта Бенцони Страница 42

Дерфлингер, пролаяв какое-то приказание своим солдатам насчет экипажа, который они охраняли, направился к таверне и вошел внутрь, сказав что-то часовым у входа. Через некоторое время он вернулся и отдал приказ отвезти карету вместе с путешественниками в полуразрушенный амбар. А так как несговорчивый Бац потребовал объяснений, ему ответили, что у герцога Брауншвейгского нет времени встретиться с ним сегодня вечером, и поэтому он сам, его люди и его лошади должны довольствоваться этим укрытием до тех пор, пока принц соблаговолит их принять.

— Герцог в таверне? — требовательно спросил Бац.

— С королем Фридрихом Вильгельмом. Возможно, мы очень скоро сразимся с противником. Так что оставайтесь здесь и сохраняйте спокойствие! Я дам вам охрану, чтобы вас никто не тронул. Даже для дамы я не могу сделать большего. Ах да, совсем забыл, дайте мне ваши паспорта!

Им пришлось подчиниться.

— Как называется это место? — спросил барон.

— Сом-Турб. Подходящее название, не правда ли? (Название места можно перевести как «Сборище подонков» (Прим, пер.)) Им пришлось довольствоваться тем, что им предлагали, то есть практически ничем. Ворота амбара оказались недостаточно высокими, и карета не смогла в него въехать. Тогда Бире выпряг лошадей, чтобы укрыть от дождя хотя бы их, и начал вместе с Питу вытирать их пучками сухой соломы, которую они нашли в той части амбара, где была цела крыша. А барон вместе с Лаурой принялись подыскивать место для ночлега.

— Полагаю, вам придется сегодня ночью довольствоваться покрывалом и соломой, — заметил де Бац. — Если, конечно, вы не захотите спать в карете. Слава богу, что у нас еще осталась еда.

— Солома меня вполне устроит. Поверьте мне, это будет куда лучше, чем в тюрьме Форс. Я умираю от усталости. И даже есть не хочу. Спать, больше мне ничего не нужно.

Все устроились как смогли — Бире-Тиссо с лошадьми в нескольких шагах от молодой женщины, Питу в карете, которую он не решился бросить, несмотря на обещанную Дерфлингером охрану. А барон, подкрепившись хлебом и сыром, собрался выйти и посмотреть окрестности.

— В такую погоду? — запротестовала Луара, испуганная настоящим ливнем, с силой забарабанившим вдруг по крыше. Моросящий дождь превратился в ливень.

— Я все равно уже вымок, моя дорогая. Немного больше воды или немного меньше…

Но он не успел выйти из амбара. На пороге появился Дерфлингер.

— Идемте! Его высочество желает вас видеть!

— Это самая лучшая новость, — ответил де Бац. На его лице снова появилась улыбка. — Не стоит заставлять его высочество ждать!

Как только наступило время действовать, к Бацу немедленно вернулось хорошее настроение. Спустя несколько минут он вошел в зал таверны, где было жарко, как в аду, благодаря огромному количеству дров, горящих в камине, и невыносимо воняло кислым вином, потом, грязью и мокрой шерстью. В зале находилось всего два человека, но оба они были такого огромного роста, что, казалось, заполняли собой зал целиком. Де Бац вдруг ощутил себя Гулливером в стране Великанов. Присутствующих он узнал с первого взгляда.

Один из гигантов, в зеленой форме с красными отворотами, ходивший из угла в угол, сложив руки за спиной, был тем, к кому он ехал, герцогом Брауншвейгским. Второй, еще выше ростом и крупнее, сидел у камина и сушил промокшие сапоги. Это был Фридрих Вильгельм II, король Пруссии. Они с герцогом были приблизительно одного возраста — около пятидесяти, — но если тридцать пять лет военной славы окружали сияющим ореолом правящего герцога Брауншвейгского-Люнебургского и при этом он слыл человеком элегантным, начитанным и даже философом, то от его сюзерена, напоминавшего сложением швейцарского гвардейца, исходило ощущение грубой силы. Фридрих Вильгельм был человеком тщеславным и вспыльчивым. Он мечтал только об одном — с победой войти в Париж и сравняться в славе со своим покойным дядей Фридрихом II Великим! Но говорили, что король Пруссии суеверен, излишне доверчив и принадлежит к религиозно-мистическому обществу розенкрейцеров. А это явно мешало ему достичь его идеала. Король Пруссии даже не повернул головы, когда де Бац вошел в комнату и приветствовал его. А герцог Брауншвейгский внимательно посмотрел на вошедшего.

— Вы заявляете, что вы барон де Бац, посланец несчастного короля Франции. Но в паспортах написано совсем другое, — проговорил он, указывая на разложенные на столе бумаги. — И должен признаться, что вы совсем не похожи на французского аристократа…

Герцог легко и почти без акцента изъяснялся по-французски. Де Бац улыбнулся, сдернул с головы парик, избавился от каучуковых шариков, менявших форму его лица и носа, и вновь поклонился:

— И все-таки это я. Говорят, что ваше высочество отличается отличной памятью на лица. Возможно, ваше высочество вспомнит, что мы уже встречались в самом начале революции у принца Нассау-Зигена. Ваше высочество оказало мне честь, сыграв со мной партию в шахматы…

Мрачное лицо герцога просветлело.

— Да! Партию, которую вы выиграли! Следовательно, это и в самом деле вы, но к чему этот маскарад и этот ложный паспорт? Американский врач, к тому же путешествующий с женщиной! Что за глупость!

— Я преследовал только одну цель — встретиться с вашим высочеством. Для этого все средства были хороши. Американцы занимают в сознании французов особое место. А моя спутница якобы ехала на фронт к своему тяжело раненному жениху.

— Во французских войсках и в самом деле есть американцы?

— И немало. Это ветераны войны за независимость.

— Кучка негодяев! — прорычал король Пруссии, не вынимая трубки изо рта. — Там есть даже испанец, некий Миранда.

— Миранда не испанец, сир, он из Перу. Это другая часть Америки…

Фридрих Вильгельм отмахнулся от уточнения раздраженным жестом.

— Какое это имеет значение! Лучше спросите у него, герцог, на какие позиции отошла армия этих голодранцев, отступающая к Парижу. Ведь он должен был проезжать там.

— Но я не видел никакой армии, и если ваше величество так отзывается о французской армии, то осмелюсь напомнить, что она состоит из частей бывшей королевской армии и в ней сражается герцог Шартрский. Что же касается лагеря в Шалоне, где собирают новобранцев и обучают их, то он никак не может называться армией.

— Это невозможно! — нетерпеливо воскликнул герцог Брауншвейгский. — По нашим сведениям, генерал Дюмурье отступает к Парижу, чтобы оборонять столицу.

— Это неверные сведения, — уверенно заявил барон. — Дюмурье, если верить слухам, собранным мной по дороге, находится в Сент-Мену. И начальник почтовой станции в Пон-де-Сом-Вель, где мы меняли лошадей сегодня вечером, просил нас заверить генерала в его безоговорочной преданности. Дорога на Париж свободна!

Король мгновенно встал, отодвинул ногой табурет и отбросил в сторону трубку. На закопченном потолке таверны его тень напоминала вставшего на задние лапы огромного медведя.