Училка и мажор - Маша Малиновская Страница 42

— Мама, смотри, Толик съел какашку!

— Это не какашка, Олеся, это чернослив.

— Бе-е-е! Лучше бы какашку!

Маленькая девочка лет пяти очень красочно демонстрирует имитацию рвотных позывов, а её замотанная уставшая мама устало качает головой, но потом всё же улыбается и вытирает влажной салфеткой личико малышу в коляске, которое тот испачкал, пока грыз сушёный чернослив.

Я же сижу и улыбаюсь. Понимаю, что этой женщине непросто, но тем не менее, видно, что она счастлива, и что любит своих детей.

— Приветик, — негромко говорит Карина, подкатывая коляску и ставя её на тормоз.

— Привет. Спите? — киваю на люльку.

— Ага, по дороге отрубились. Хоть поболтаем.

Она приоткрывает у коляски специальные окошки и присаживается на лавочку рядом со мной.

— Ты как? — смотрит внимательно.

— Нормально.

Вчера она была первой, кому я позвонила и разревелась в трубку. Карина слушала молча, а потом спросила: “Вась, это сейчас плохо?”

И я задумалась.

Детей я хотела. Семён, конечно, студент ещё, да и отношения наши только развиваются, но он несколько раз упоминал, что не испытывает к детям неприязни. Даже наоборот, что они милые и интересные, и что ребёнок совсем не помеха в жизни.

“А сам бы сдыхал от боли, что ты найдёшь другого, что детей ему родишь. Ему! Другому! Не мне, Василина. А я хочу, чтобы мне” — эти его слова так ярко всплыли в голове после вопроса Карины.

И я будто выдохнула. На спине словно крылья в этот момент выросли и раскрылись — широкие и надёжные. Даже не знаю, почему сначала в слёзы бросилась.

— Когда мажору своему сказать планируешь?

— Сегодня, — поджимаю губы, нервничая. Искусала уже со вчерашнего вечера. — Вечером соседка моя по комнате собирается к родителям съездить, а я Семёна пригласила. Ужин приготовлю. Ну и скажу…

— Всё будет хорошо, — Карина сжимает мою руку. — Вот увидишь, мажорчик твой обрадуется.

— Я надеюсь на это. Только с Сашкой как быть… Мне бы этот кредит выплатить теперь. Ох.

Я понимаю, что это неправильно, но тем не менее чувствую вину перед сестрой и племяшем. Я ведь обещала помочь. А какой теперь с меня помощник?

— Вась, а Семёну ты говорила про Сашку?

— Нет, конечно. Мне было как-то… неудобно. Он и так вступился за меня и пострадал. Говорит, что отец, за то что вытащил его, теперь требует на фирму семейную идти. А Сёма не хотел, он другим занимается, своё дело хотел развивать. И знаешь, думаю, у него бы обязательно получилось.

— Вась, теперь всё изменилось. Ты носишь его ребёнка. Просто расскажи ситуацию ему. Думаю, тебе ещё и влетит от мажорчика, что молчала так долго.

Может, Карина и права. В любом случае, выбора у меня больше и нет. Сегодня поговорим, станет понятнее.

Какое-то время мы ещё сидим на лавочке в парке напротив детской площадки и болтаем. Теперь мне узнать о мамских буднях Карины ещё интереснее. А спокойствие её завораживает.

— Я, наверное, буду дёрганная, — смеюсь. — В обморок буду падать от любого прыщика у малыша. Надо успеть за беременность кучу всего перечитать и пересмотреть.

— Да ну, — успокаивает подруга. — Это тебе сейчас так кажется. Хотя, я тоже переживаю, конечно. Особенно когда плачут долго. Тут непонятно: колики это или ещё боль какая-то. И как помочь не знаешь. Но я только учусь быть мамой. И ты научишься. Материнское сердечко подскажет, Вась.

Позитив Карины, её оптимистичный настрой и мягкость во всём вдохновляют.

— Ты же понимаешь, что я теперь буду тебе звонить по всякому поводу? — смеюсь.

— Я только за, — кивает Карина. — Вместе веселее. Только… Катюшку бы ещё отыскать. Она с тобой так и не связывалась?

— Неа, — качаю головой. — Когда думаю о ней, сердце заходится в тревоге. Ну что такого ей этот Макарский сделал, что она сбежала и даже нам с тобой весточку не прислала?