Беру тебя напрокат - Елена Трифоненко Страница 42

— Блин, не знаю… Надо подумать.

— Ну думай, рыцарь, думай, — Ника обидно хмыкает, а потом решительно идет к дверям.

Я бросаюсь за ней:

— Подожди! Что ты собралась делать?

Ника и не думает отчитываться — ныряет в бар и с нахальным видом подваливает к толстухе:

— Здрасьте!

Та перестает ржать, как лошадь, и разворачивается всем телом к злючке:

— А?

— У вас такая сумка красивая! — пьяно хихикает Ника. — Вы где такую отхватили?

— На блошином рынке в Варшаве, — с легким вызовом отвечает тетка по-русски. — Там всегда очень хорошо уступают. А что?

Я вдруг весь подбираюсь. Акцент! У тетки такой же акцент, как у деда, которому мы тут вдвоем бросились помогать. И это явно неспроста, но я все никак не могу понять, как увязать эту деталь со всей ситуацией.

— А мне кажется, вы эту сумку сперли! — восклицает Ника и чуть притопывает. — Сперли у старой больной женщины.

Лицо толстухи идет зелеными пятнами.

— ДеФочка, ты не в себе? Я не воровка. Я купила!

Я смотрю на ее желтые туфли, и в голове у меня щелкает. Твою ж мать! Да это же…

— А вот мы сейчас позовем полицию — и пусть разбирается! — кричит Ника и делает максимально грозный вид. У нее чуть ли пар из ушей не идет. Вот только такая ее грозность никак не вяжется с осоловелым взглядом.

Я отодвигаю Нику в сторону и встаю перед толстухой:

— Пушинка?

Та дергается от неожиданности и смотрит на меня с недоумением:

— Откуда вы знаете мое домашнее прозвище, молодой человек? Мы знакомы?

— Я знаю вашего мужа. Полчаса назад с ним познакомился.

— Что? — Ника смотрит на меня с неподдельным изумлением. — Петров, ты в своем уме? Какая же это Пушинка? Вообще, ни капли не похожа.

— Любовь слепа, Ника, — философски замечаю я, а потом снова обращаюсь к толстухе: — Ваш муж вас ищет, Пушинка. Правда, он почему-то сказал нам, что вы в красном платье.

Толстуха быстро допивает свое пиво, а потом улыбается мне с нахальным кокетством:

— Тарас дальтоник, впрочем, его мужского достоинства это нисколько не умаляет… Кстати, вы не знаете, почему эта девушка, — она с неприязнью указывает на Нику, перетаптывающуюся с ноги на ногу, — обвиняет меня в воровстве.

— Извините, — спохватывается Ника и становится пунцовой до корней волос. — Я просто обозналась…

— Моя подруга немного не в себе, — доверительно сообщаю я. — За ней глаз да глаз, ну вы понимаете?

Толстуха сочувственно кивает, а потом достает из сумочки зеркальце — проверяет макияж:

— Значит, Тарас таки вспомнил о моем существовании? Ну надо же! Я думала, он так до вечера и простоит у этих сигар. — Она разворачивается к своим собеседникам и игриво улыбается: — Простите, мальчики, но мне пора.

Мужчины переглядываются, а потом, перебивая друг друга, начинают что-то втирать Пушинке по-немецки. Они говорят так быстро, что я почти ничего не понимаю. Вид у обоих чрезвычайно расстроенный.

— Что они говорят? — с любопытством переспрашивает Ника.

Толстуха пожимает плечами:

— Понятия не имею.

Она неуклюже сползает со стульчика и одергивает платье:

— Я готова. Ведите меня к Тарасу.

Ника достает из сумки телефон:

— Сейчас! Надо только выяснить, где он.

— Подожди, не звони, — останавливаю я. — Давай я.

— Чего это? — она чуть ли не оскорбляется.

— Мы сейчас в открытом море, — с ухмылкой напоминаю я, — тут мобильная связь идет через спутник, так что с тебя сдерут кучу денег.

— Беспокоишься о моих финансах? С чего это? Хотя ладно, уговорил. Звони ты.

Она диктует мне номер, и я тут же дозваниваюсь до старика. Оказывается, тот все еще трется у ларька с сигарами — ждет вестей. Даже каюту свою не проверил на предмет возвращения женушки.

— Стойте, где стоите! — требую я. — Сейчас мы подойдем.

— Вы нашли ее? — с надеждой уточняет старик. — Она не хулиганит?

Я ничего не отвечаю — быстрей сбрасываю, чтобы содрали денег поменьше.

Через пару минут мы все вместе подходим к ларьку с сигарами. Старик сидит на скамейке и с увлечением читает какой-то журнал. Вид у него весьма умиротворенный и счастливый.

— Кхе-кхе! — нависает над ним толстуха.

Старик меняется в лице и, отшвырнув журнальчик, подскакивает на ноги:

— Пушинка? Боже, наконец-то! Я просто с ног сбился в поисках!

— Серьезно?

— Конечно! — горячо убеждает он. — Жизнь без тебя как день без солнца. Я тут чуть не высох от тоски, чуть не умер…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Толстуха подставляет ему щеку, и он припадает к ней поцелуем. А потом они берутся за ручки и, не сказав нам и слова благодарности, с блаженными лицами уплывают прочь.

М-да! Любовь-морковь делает с людьми страшные вещи. Я поворачиваюсь к Нике, чтобы поделиться этим умозаключением, но замечаю, что она выглядит так, будто через пару секунд грохнется в обморок. В лице нет ни кровинки, губы пересохли, а взгляд затуманился и бессмысленно блуждает.

— Эй, ты в порядке?

— Что-то голова немного кружится, — бормочет Ника несчастным голосом. — Наверное, это от духоты. Я с детства очень плохо духоту переношу.

Я с трудом прячу несвоевременную улыбку. Конечно-конечно, именно духота тебя и довела. Впрочем, сочувствие во мне все равно побеждает злорадство.

— Тебе надо на свежий воздух. Давай немного прогуляемся по верхней палубе?

Она слабо кивает. Я обнимаю ее за талию и веду к лифтам.