Десерт по имени Аля - Диана Рымарь Страница 42

Тогда же:

Михаил

Не могу решиться уехать и броситься за ней тоже не могу. Нет в этом смысла. Никакого…

Выхожу из машины и двигаюсь в сторону кафе «Арлекин». Устраиваюсь в первом зале неподалеку от входа. Ноги дальше всё равно не идут. Официант услужливо подносит меню, не глядя заказываю омлет с сыром и кофе, хотя знаю, что к еде не прикоснусь. Взгляд блуждает по залу, отделанному преимущественно светло-коричневыми деревянными панелями. Впадаю в состояние анабиоза, а в голове жужжат, отчаянно перебивая друг друга, Алины возгласы:

«Выпусти меня!»

«Я к тебе не вернусь!»

«Заводи свою машину и уезжай!»

Мда, со всей серьезностью можно признать, что объект на контакт идти не желает.

Где моя милая, послушная Аля и кто эта фурия, что сидела сегодня у меня в машине? Похоже, вместе со своими килограммами она растеряла всякое понятие о том, как себя нужно со мной вести.

Когда я на ней женился, думал, что получу тихую, послушную девочку для жизни. Она такой и была целых три года. Теперь же оказывается, что женился на двуликой ведьме, наконец показавшей свое лицо. Что с ней случилось? Повзрослела? Как-то странно она это сделала. Девчонки с возрастом больше начинают ценить семью, возможность завести детей, в конце концов, мужиков, которые им в состоянии это обеспечить. Только всё это не про Алю.

Видите ли, ей очень жаль, что мне больно. Садистка чертова!

На кой черт она мне вообще такая сдалась!..

Но ведь сдалась же! Жизни без нее представить не могу, а уж ее жизнь с кем-то другим — так тем более. Я себя знаю, спокойно не вздохну, пока не верну жену туда, где ей и положено быть. Без нее дома уже насиделся, спасибо, было фигово, повторения не хочу.

Неужели у нее ничего ко мне не осталось? Никаких чувств, желаний. Ничего? Но ведь так не бывает, чтобы человека любили, любили, а потом раз, и всё.

Собственно, а чего я ожидал? Что она просто так возьмет и бросится мне в объятия после такой коварной организации побега?

Понять бы, что теперь делать. О разводе думать не могу, он мне не нужен. Да и ей он не нужен тоже. То, что Аля сейчас делает, — бунт чистой воды. Я почти уверен, чувства у нее ко мне есть, иначе не накатала бы одиннадцать листов с обидами, не утруждалась бы. Раз так, значит, необходимо каким-то образом дать этим чувствам раскрыться.

Как это сделать? Есть два варианта.

Первый — забрать ее к чертям из этого гребаного Краснодара, и всё! Дома быстро присмиреет, а там уже покажу ей, что готов идти на уступки. Может, тогда и успокоится совсем. Сделаю ей ребенка, и начнется совсем другая жизнь. Наследника будем растить, будущее строить. А уж Алины нужды я удовлетворю. Чего она там хотела? Чтобы я проявлял к ней больше уважения? Я готов! Вот со всем имеющимся уважением готов доставить ее домой и дальше уважать хоть по три раза на день.

Но ведь сама не поедет, упрется рогом, а переговорщик из меня еще тот… Точнее на работе-то у меня с этим делом всё в порядке, а вот именно с ней почему-то не выходит. Банально не привык, до этого момента мне это было просто не нужно. Раньше как было: сказал — сделала, всё. Теперь я ей слово, она мне десять — и все ядовитые. Как с ней теперь разговаривать, ума не приложу.

Хоть бери, запихивай в машину и вези насильно. В принципе, транспортировку жены обратно организовать не так уж и сложно. Но не в подвале ж мне ее потом держать, мне она нужна в качестве жены, а не в качестве пленницы.

Получается, этот вариант — не вариант. А какой второй? Второго-то и нет…

И как долго будет длиться Алина забастовка, непонятно.

Я ведь не могу сидеть в Краснодаре вечность. У меня, вообще-то, бизнес. Я и так, считай, «положил» на него, приехав сюда сейчас. Замы носятся сейчас как в попу ужаленные, по триста раз в день мне названивают. А я тут бегай за обиженными…

«Что она от меня хочет? Что?!»

Тут замечаю, что на меня смотрит стоящая у кассы блондинка. Пока ей делают кофе навынос, пялится на меня так, будто я — главная и единственная достопримечательность.

Ненавижу девок, которые на меня вешаются, какими бы красивыми ни были. А блондинок так просто не перевариваю. Для меня они все — гнилье и падаль. Только их мое отношение совершенно не отпугивает. Наоборот, чем презрительнее на них смотрю, тем сильнее пытаются мне понравиться. Прав был классик:

«Чем меньше женщину мы любим,

Тем легче нравимся мы ей…»

Вот и эта дурища идет к выходу как бы между прочим мимо моего столика. Я демонстративно от нее отворачиваюсь, она же, наоборот, моего взгляда ищет. Даже осмеливается что-то там пропищать.

— Вот же жлобье… — говорит тихо, но я слышу.

Обалдеваю от такой наглости, резко отвечаю:

— Чего?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Того! Вроде одет прилично, не нищеброд, а жене ни одного цветочка даже на восьмое марта! Жмот и скупердяй!