Перепиши меня начисто - Тальяна Орлова Страница 42

Мои предположения одновременно оправдались и не оправдались. Доказать Кинред точно что-то собирался, но только мне. На следующий день он повел меня в лабораторию на том же ярусе, предварительно перепрограммировав ошейник для более свободного перемещения. Я так и не узнала, что мне грозило в случае, если я покину его апартаменты без корректировки базовой настройки, проверять не видела смысла. Но чем больше я думала, тем сильнее казалось, что на самом деле со мной не произойдет ничего страшного – в самом худшем случае ошейник парализует на пороге или остановит каким-то похожим способом, но не нанесет непоправимого вреда здоровью. Взгляд и все действия Кинреда говорили о том, что он и сам не заинтересован делать мне больно или непоправимо вредить… Но почему я так и не отважилась это проверить? Возможно, где-то на самом краю сознания сомневалась в своей правоте? Вся капля человечности в директоре пятого уровня может быть лишь только моей фантазией.

В лабораторию я шла без страха, успела уже привыкнуть к ощущению неизбежности, когда надо просто переставлять ноги. Но удивилась, когда начальник завел меня в небольшое помещение и указал на стул перед зеркальной стеной.

– Мы будем за кем-то наблюдать? – я нахмурилась.

Кинред воткнул себе в ухо наушник, что-то отрегулировал на светящейся панели перед стеной и занял стул рядом. Откинулся расслабленно на спинку и скрестил на груди руки.

– Да. Порно в реальном времени, с использованием посторонних предметов и животных – самое лучшее развлечение в конце рабочей недели. Тебе понравится.

– Вы шутите? – я старалась говорить спокойно, но ощутила неприятный мандраж.

– Шучу, конечно. Столько времени с тобой знакомы, а ты все переспрашиваешь. Смотри, Ината.

Я перевела взгляд на зеркало, которое уже стало стеклом, обнажая все, что происходит в соседнем помещении. Я разглядела Тоя, обнаженного и привязанного к подобию лежанки, только установленной к стене, почти вертикально. Он был в сознании, вернее – не на перезагрузке, и хмурился, глядя на двух других присутствующих в той же комнате. Рядом с ним были близнецы, которых я уже имела несчастье видеть в самый печальный момент. Здоровенные, невероятно похожие между собой и одетые в солдатскую униформу.

– Они тоже роботы? – спросила я, хотя знала ответ.

– ИИ, – терпеливо поправил директор. – Пятая волна, более ранние модели. Очень удачные в плане функциональности, но сильно отстающие от Тоя в самостоятельности мышления. Хотя и их называть роботами – унизительно и несправедливо.

Мне уже не нравилось происходящее, и я не удержалась от вопроса:

– Что вы собираетесь мне показывать, сэр?

– Собираюсь показать, насколько ты неправильно его воспринимаешь. Тоя, я имею в виду. Например, он чувствует боль. Сложно рассчитать, чувствует ли он ее так же, как ты или я, например, но болевые пороги у него выставлены на уровне средних.

И в доказательство его слов Той вдруг содрогнулся, а потом начал извиваться в своих ремнях. Показалось, что его бьют током, но все оказалось еще ужаснее: один из ИИ поддел крюком его за ребро и тянул вверх, выламывая. Той не кричал, но и мне было видно, что боль он не разыгрывает. У меня задрожал голос:

– Зачем? В смысле, зачем вы ему вообще эти болевые пороги установили? Разве без них он не был бы лучше?

Кинред отвечал раздражающе равнодушно:

– Выяснилось, что нет. ИИ пятой волны, – он кивком указал вперед, – боли не чувствуют, они ощущают только урон. Но притом они совершенно не обучаемы эмпатии и сочувствию. Представляешь, какой парадокс: оказывается, есть связь между способностью чувствовать боль свою и чужую. А без базовой эмпатии невозможны и более сложные чувства, такие как дружба и любовь. Потому в шестой волне мы уже включили болевые пороги, это дало немыслимый эффект и в психическом развитии ИИ.

Мне не хотелось смотреть на то, что происходит за стеклом, потому я старательно отводила взгляд.

– Ладно, и зачем вы его мучаете? Разве это доказательство его человечности?

– Нет, не совсем человечности, но чего-то настолько же значимого. Это я и пытаюсь объяснить. Например, в основе человеческой страсти заложен инстинкт размножения: сексуальное влечение есть только его следствие, мы его не можем полностью контролировать или подавить. Когда я хочу тебя – это уже где-то на подкорке прописано, как самая базовая программа, появившаяся еще до того, как я родился. Когда ты отвечаешь на мое возбуждение – работает то же самое, исконное желание самки подчиняться сильному самцу. Все вбито в подсознание людей, если у них не подавлена эта функция отклонениями или болезнями. Ну, если совсем поверхностно. Понимаешь?

– Вы не могли бы покороче? – я раздражалась от демонстративно легкой болтовни, когда впереди пытали – пусть не человека, но существо, способное чувствовать и мыслить.

Кинред усмехнулся, а продолжил все так же монотонно:

– У Тоя все по-другому. У него нет и не могло быть инстинкта размножения. То есть он мог импортировать способность к сексуальному влечению от меня, но это только лишь обозначение действия, без прописанного на подкорке мотива к такому действию. Притом, как я раньше объяснил, он способен на дружбу, привязанность и искреннюю симпатию. Смотри, Ината, сейчас ему больно. Но он думает, что это наказание за то, что он сделал с Ником. Он не кричит, потому что знает, что ты смотришь – он не хочет выглядеть слабым при тебе.