Квадратное колесо фортуны - Арина Ларина Страница 42

— Спасибо, я вам сама дам, только отпустите, — заикалась она, шаря в кармане. Выловленные бумажки оказались фантиками от конфет, какими-то квитанциями и мятой рекламкой городской службы ремонта. Денег в этом мусоре не оказалось.

— Сейчас, сейчас, — ошалев от страха, бормотала она, выгребая содержимое карманов на снег.

— Я не понял, — изумился голос. — Ты мне что дашь?

— Деньги, деньги! У меня есть, вы не думайте! — Пара сотенных наконец-то оказалась в трясущихся Юлькиных руках. К одной из них прилип неизвестно откуда взявшийся леденец без фантика. — Вот! А лица я вашего не видела, так что можете идти. Опознать я вас не смогу!

— Опознают, подруга, трупы в морге. Мне это пока что без надобности. Ты, это… Извини. Я думал, бомжиха ты, праздник тебе хотел устроить.

Ничего, ничего. — Юлька по-прежнему не оглядывалась. — Меня и в магазине за бомжиху приняли. Со мной это часто бывает. Я не обидчивая! Привыкла даже… Можно, я пойду, а то холодно. Я ж из дома позвонить выскочила, а карточки нет.

— А, — гоготнул мужик и треснул ее по плечу. Вероятно, по его понятиям это являлось знаком дружеского расположения, но Юлька только пошатнулась и стиснула зубы от боли. Он тут же спохватился: — Прости, блин. А я смотрю — страшила убогая ковыляет. Дай, думаю, порадую чувырлу!

— Конечно, нет проблем. — Вывернуться из-под его руки не получалось, а она очень боялась, что у психа, решившего на ночь глядя облагодетельствовать бомжиху, период благодушия сменится вспышкой неконтролируемой ярости, и ее найдут только завтра, по ногам, торчащим из сугроба.

— У меня-то радость, — поделился он, дыхнув ей в ухо алкогольными парами. — Сын родился! Кстати, ты тут живешь?

— Да, — просипела она и сразу же испугалась: не надо было говорить, что здесь. Может, он маньяк и будет теперь ее караулить каждый день, если, конечно, в его планы не входит прирезать ее прямо сейчас.

— Тогда ты меня знать должна. Участковый я ваш, Балалайкин.

«Точно псих», — утвердилась в своем мнении Юлька.

— А я сижу, слышь, а мне звонят: три восемьсот, пятьдесят один сантиметр рост. Богатырь! А я трезвый! Мужики домой отпустили, завтра к Райке в роддом поеду. Ты, случайно, не знаешь, что бабам в таких случаях носят?

— Цветы, — пискнула она, поддерживая выбранную им тактику игры.

— Что она, корова, цветы жрать? — искренне удивился псих. — Хотя, Райка, она, конечно, корова.

Он заржал, чрезвычайно довольный своим выводом.

Цветы в подарок, — пояснила Юлька, чтобы не раздражать мужика.

— Дак завянут же, на фига такие подарки. Мне Райка за такие подарки холку намылит. Не, из пожрать чего им носят?

— Не знаю, — вздохнула она, пытаясь сообразить, может ли это быть правдой или он всего лишь усыпляет ее бдительность.

— Ладно, у тещи спрошу. Она учить любит, пусть сегодня оторвется по полной. Устроим ведьме праздник. — И он загоготал, выпустив изо рта громадное облако пара, словно дореволюционный паровоз. — Пошли, провожу, чтобы не пристал никто.

Юлька хотела сказать, что, кроме него, никто на нее пока что не покусился, но потом передумала: на дверях был кодовый замок, если постараться, то можно успеть закрыться и спастись, конечно, при условии, что это действительно маньяк, а не пьяный участковый.

Доведя Юльку до парадного, по привычке вцепившись в плечо, словно конвоир, Балалайкин от полноты чувств обнял ее напоследок и жарко прошептал в ухо:

— Сын у меня, слышь ты, сын!

— Ага, — вякнула Юлька, ужом ввинтившись в узкую щель приоткрытой двери подъезда.

Из-за невысокого заборчика за этой трогательной сценой прощания наблюдал Сергей. Его жена, в каком-то вечернем платье, длинный подол которого полоскался на морозном ветру, нежно обнималась со здоровенным мужиком, разглядеть которого в темноте было практически невозможно. Мужик ткнулся ей в ухо и с явным трудом оторвался от любимой женщины. Юлька по-воровски нырнула в парадное, а мужик пошел прямо на Сергея.

В порыве праведного гнева обманутый муж ступил на тропу войны. Его спасло только то, что противник был на две головы выше и шел, закатив глаза к небу, в связи с чем и не увидел искаженного яростью лица встречного прохожего.

Осторожно отодвинув Сергея в сторону, громила блаженно улыбнулся и промычал: — Эх, парень, счастье-то какое!

— Поздравляю, — прошипел Сергей, пытаясь собраться с мыслями и добавить что-нибудь хлесткое.

— Спасибо, — стукнул себя в грудь счастливый соперник и, покачиваясь, прошел мимо.

Подавив желание немедленно заняться с Юлькой выяснением отношений, Сергей тяжело опустился на скамейку перед домом в надежде хоть немного успокоиться. Продрогнув, но так и не решив, как реагировать на жену, он, еле перебирая окоченевшими конечностями, поплелся домой. Юля уже переоделась в халат и молча стояла в проеме дверей, глядя, как он негнущимися пальцами дергает за шнурок. Попыток помочь она не предпринимала, решив, что муж двигается как Буратино по причине сильного алкогольного опьянения.

— Как прошел вечер, где была? — едва шевеля деревянными губами, поинтересовался муж и вознамерился изобразить ехидную улыбку, но получился лишь страшный оскал неизвестного назначения.

— Замечательно прошел. Сидела дома, перечитывала классиков.

Справившись с порывом запустить в жену снятым ботинком, он распрямился и похромал в душ, стараясь не наступать на скрюченные пальцы.

«Понятно, отмываться пошел», — поджала губы Юлька. Осколки семейного счастья валялись под ногами хрупкими льдинками и стремительно таяли…

Спали они опять в разных комнатах. Тактичная Тамара Антоновна ни о чем не спрашивала. За завтраком все старательно делали вид, что ничего не происходит. Но в конце нарочитое благодушие было нарушено неосторожным возгласом свекрови:

— Сережа, что это у тебя?

— Где? — отсутствующим голосом отреагировал Сергей.

— Да вот же! На губе. — Мама налегла на стол и попыталась разглядеть вулканическое образование на физиономии любимого сына.

— Целовался на морозе, — съехидничала Юлька. Сергей с грохотом отодвинул чашку, расплескав кофе, и, злобно стуча пятками, вынесся из кухни.

— Ой-ой-ой, — прогнусила Юлька и осеклась под изумленным взглядом Тамары Антоновны.

На работу она снова добиралась своим ходом.

Аня тоже ничем ее не порадовала. Прочувствовав всю глубину собственного эгоизма, Юлька спросила:

— А как у тебя с Вадимом?

— Да никак, — горько сообщила Аня.

— Даже не звонит?

— Почему, звонил позавчера.

— Ну вот, значит, помнит.

— Мне от этого не легче. Помнит он! Нужна мне эта вечная память! Да я чувствую себя мемориальной доской, на которую гадят голуби и возлагают цветы по праздникам! Такое чувство, что он остыл ко мне так же быстро, как и загорелся! Получил, что надо, и отвалил!