Одна кровь на двоих - Татьяна Алюшина Страница 42

Мария Владимировна слушала со вниманием, а поняв, что рационализаторская речь закончена, спокойно, почти весело ответила:

— Нет.

— Не торопись, подумай, это выгодно не только для меня, но и для тебя!

— Нет, — повторила Мария Владимировна.

— Маша, ты не имеешь права просто так выкидывать прожитые годы! Мало у кого есть то, что я предлагаю тебе! Я сделаю карьеру, и ты это знаешь! Ты будешь женой очень значимого человека, вхожего в самые высокие круги, этим не разбрасываются!

Ой, как тяжело! Как достучаться, растолковать что-то человеку, который тебя не слышит?

— Юра... — не придумав убедительных слов, начала Машка.

И тут она так разозлилась на этого козла! Твою ж дивизию! Да какого черта она должна все это выслушивать, разговаривать с ним, тратить свое время и нервы!

Она так разозлилась, так... Медленно встала, уперлась руками в стол, наклонилась к нему, как нападающая тигрица, и молниеносно атаковала:

— Пошел ты на хрен!! Ты чужой! Посторонний! Неприятный мне человек! Я не хочу, чтобы в моей жизни был даже твой запах! Это понятно?! Если ты еще раз, только один раз нарисуешься в моем пространстве или позвонишь, я устрою тебе такую развеселую жизнь, что мало не покажется! С ментами, адвокатами, стукачеством твоему начальству...

Машка рвалась вперед, ей хотелось стереть, изничтожить любое напоминание о Юрике, его мамаше, своей глупости и слепоте...

— Добрый день, — раздался справа спокойный, чуть насмешливый голос. — У вас беседа, я, наверное, помешал?

Она резко повернулась на голос, настроенная все еще по-боевому — глаза сверкают, ноздри раздуваются, губа оскаленно дрожит — попадись что в руки, запустила бы не задумываясь, обдала бы вмешавшегося кипятком своей воинственности, и... и осеклась. – Дмитрий Федорович Победный смотрел на нее чуть улыбаясь, спокойный, уверенный, немного насмешливый...

«Черт! Черт! Черт!»

— Черт! — сказала Машка всем сразу.

Резко села на стул и махом допила остатки вина

в бокале. Про Юру она забыла напрочь. Дурная вскипевшая кровь никак не могла успокоиться, мысли разбегались, пожалуй, сейчас она наваляла бы с удовольствием и господину Победному.

До кучи!

«Как давно он тут и что слышал?»

И тут до нее дошло! Много чего он слышал! Это его ветры и молнии грозовые кидались ей в спину, это его она чувствовала не видя, как штормовое предупреждение!

Ну что за напасть на ее голову! А не пошли бы они все в рекомендованный ею для посещения Юре Гондурас!

Мария Владимировна встала столь же стремительно, как и села пару секунд назад, резким движением схватила свою кошелку, забросала в ее недра очки, сигареты, зажигалку.

— Простите, если помешал вашей беседе, — не утруждая голос эмоциями, проявился господин Победный, обращаясь к Маше, — но я хотел бы пригласить вас на дружеский обед.

Пошвыряв в кошелку причиндалы, Мария Владимировна повесила сумку на плечо и повернулась к Дмитрию Федоровичу.

«Нет!» — жестко, без вариантов для обсуждения, ответил весь ее вид, раньше слов.

Он увидел это «нет». Маша набрала воздуха, чтобы облечь отказ в слова...

— Конечно, конечно! Мы с удовольствием принимаем ваше предложение! Это честь для нас!

«Кто это? Откуда романс?»

Маша с Димой одновременно повернули голову на голос.

«Юрик?! Он что, еще здесь?» — подивилась Машка, которая уже была в другом измерении.

С Димой, в нем, с ним.

Нет, ну надо же! Этого недобитка ничто не берет! Живучий, как бактерия!

Он что, знает, кто такой Победный, или ощущает деньги и власть врожденным чиновничьим чутьем? А может, Дмитрий Федорович человек известный, медийный, она телевизоры не смотрит, газет не читает, кроме президента и еще парочки высших руководителей, никого из мелькающих на экранах не знает. Однажды даже оконфузилась, когда со своей группой пила чай на кафедре, под балаболящий телевизор, и кто-то давал интервью, снисходительно разъясняя журналисту, как должна работать власть в стране. Маша, запивая сушку чаем, с набитым ртом сказала: «Ну вот бы и делал то, что говоришь», вся ее группа попадала со смеху: «Мария Владимировна, это же Чубайс!» — «Да вы что?» — поразилась Мария Владимировна. Может, Победный тоже какой-нибудь Чубайс, а она не в курсе, как обычно?

А Юрик-то, Юрик, смотри-ка, прихехе-то какое! А!

А личико-то, личико!

Изменилось, морщины перераспределились, сложившись в подобострастную улыбку, щечки раздулись, бровки приподнялись, глазки светятся услужливой готовностью к подвигам, плечики опустились, спина немного согнулась.

Метаморфоза!

«Убила бы!» — подумала Машка, достигнув наивысшего градуса раздражения.

— Данное приглашение относится исключительно к Марии Владимировне, — хладнокровно, с налетом пренебрежения отозвался господин Победный.

— Мне надо переодеться, — поспешила вставить Маша, прежде чем Юра скажет что-то, в духе своего нового образа.

— В этом нет необходимости, — холодно, ровно произнес Победный, — я приглашаю вас на легкий дачный обед на воздухе. Ваш наряд полностью ответствует моменту.

Машка не удержалась и осмотрела себя.

На ней были белый хлопковый топик с пуговками на груди, широкий, чуть выше талии, белые шорты и тряпичные тенниски на ногах.

В таком виде? К господину Победному в гости?

«А-а! Чтоб вас всех!» — разошлась Маша, разухабилась не по-детски.

— В котором часу оглашенное мероприятие? — спросила она.

— Сейчас.

И, галантно отодвинув стул у нее за спиной, господин Победный предложил ей для опоры согнутую в локте руку, дабы сопроводить даму в гости и отмести все сомнения и возможный отказ.

А про Юру они забыли. Совсем.

«Легкий дачный обед на воздухе» происходил на открытой террасе второго этажа, одновременно являющейся крышей над центральным входом. Стол располагался рядом с распахнутой дверью из большой гостиной, в тени тента, и сервирован был как для протокольного приема, с переменой блюд, подаваемых поваром в белом «обмундировании», и лившимся из комнаты музыкальным сопровождением, в виде Генделя.

Машка, уставшая удивляться, злиться, нервничать, чувствовать свое несоответствие интерьеру, бояться, держать спину, лицо и нужный тон, махнула мысленно на все, на что можно было махнуть, а остальное послала туда, куда можно было послать, решив про себя, приглядываясь к хозяину: «Скучаешь? Одному обедать неинтересно? Или надо потренироваться во французском, чтобы не забыть? Да и бог с тобой, Дима!»

Но он почему-то был зол, холоден, хоть и старался держаться дружески и поддерживать беседу. Маша чувствовала его настроение, считывала кожей и не понимала: «Тогда на фига ты меня пригласил, если я тебя раздражаю и тебе неприятно? И чего ты злишься? Я тому причина? Да с чего?»