Исполнение желаний - Саманта Джеймс Страница 41

Время для них остановилось. О сне было забыто, ибо ночь превратилась в одно непрерывное откровение. Хизер узнала, что любовная близость бывает очень разная – томная и нежная, томительно-неторопливая, шаловливая и дразнящая, неистовая и откровенная в своей простоте, исступленно-страстная, но всегда неизъяснимо прекрасная.

Первый слабый проблеск рассвета застал влюбленных в объятиях друг друга. Волосы Хизер черным шелком разметались по груди Дамиана. Сильной, мускулистой рукой он обнимал ее, крепко прижимая к себе.

– Мне и в голову не приходило, что в глубине души ты распутная молодая леди, – шутливо заметил Дамиан.

Хизер удержалась от того, чтобы спрятать лицо у него на груди, и с притворным возмущением парировала:

– Прошу заметить, что до вас, сэр, подобных претензий я не слышала!

Дамиан обнял ее еще крепче.

– И больше никогда не услышишь, – серьезно проговорил он и, помолчав, тихо добавил:

– Ведь ты подарила мне сегодня незабываемую ночь.

Хизер подняла на Дамиана благодарный взгляд и заметила, как по его лицу промелькнула какая-то едва уловимая странная тень. Она слегка нахмурилась в надежде, что он сейчас что-то добавит, но вместо этого Дамиан показал рукой на висевшую на стене акварель и поинтересовался:

– Где ты научилась так хорошо рисовать?

Она слегка задумалась.

– Первые уроки мне давал домашний учитель, когда я была еще девочкой, а потом в Лондоне в пансионе мисс Хевшэм.

– Откуда такая скромность, Хизер? Ведь ты же действительно талантлива.

Она в замешательстве слегка пожала обнаженным плечом:

– Я научилась тому, чему учат всех, потому что, как говаривала мисс Хевшэм: «Леди должна быть благоразумна и деликатна. Леди должна знать, как очаровать и как быть очаровательной. Надо быть всегда приятной и любезной. Уметь вышивать и шить, хорошо петь, играть и рисовать или, по крайней мере, смело пытаться делать это», – процитировала Хизер и, многозначительно помолчав, закончила:

– Кое-что я научилась делать немного лучше остальных, вот и все.

– Тогда ты наверняка была ее гордостью!

– Я была первой в классической литературе, живописи, рукоделии. Но как ты заметил… – фальшиво беспечным тоном продолжила она, – человеку с, так сказать, ограниченными возможностями трудновато, например, грациозно скользить по паркету или отправиться на верховую прогулку. Боюсь, в подобного рода занятиях я не блистала.

Дамиан слишком поздно понял свою ошибку. Хизер опустила глаза, старательно избегая его взгляда и улыбаясь какой-то неестественной застывшей улыбкой. Он накрыл ладонью ее, лежащую на простыне, маленькую руку.

– Все это не имеет никакого значения, – ласково сказал он.

Разбуженная память вновь услужливо напомнила ей перенесенные обиды, и сердце Хизер тоскливо заныло.

«Ты не нашего круга, Хизер Дьювел… Ты хромоножка… Ты калека…»

Хизер потрясла головой, отгоняя тяжелые воспоминания.

– Тогда это имело значение, и очень большое, – задумчиво проговорила она и торопливо добавила:

– Но ты прав, все в прошлом.

Несмотря на ее, столь решительный отказ от прошлого, обиженная маленькая девочка, какой она когда-то была, по-прежнему осталась частью ее существа. И Дамиан понял, что у Хизер никогда не было того детства, которого она заслуживала. Судьба распорядилась иначе.

– Если ты была так несчастлива, – спросил он, – почему не рассказала об этом родителям? Почему не попросила забрать тебя из пансиона?

Дамиан не мог себе представить, что Майлз и Виктория сознательно бы обрекли Хизер на страдания.

Она с преувеличенным вниманием водила пальцем по темным волосам на его груди.

– Понимаешь, мама и папа считали, что мне лучше быть с девочками моего возраста. Поэтому они и отправили меня в пансион. А не жаловалась потому, что боялась их огорчить.

Дамиан посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом.

– Ты ненавидела этот пансион? Конечно, Хизер, ты его ненавидела. И они до сих пор ничего об этом не знают, ведь так?

Хизер зябко повела плечами и не ответила. Но ее молчание было красноречивее слов.

Дамиан поразился стойкости этой девушки. Она ведь осталась в пансионе, чтобы доказать самой себе, что не хуже других. Он уже знал, что Хизер не из тех, кто легко смиряется с поражением. Она будет добиваться своего любой ценой. Какой бы уязвимой Хизер ни была, она все равно упрямо поднимется, выпрямится во весь свой росточек, несгибаемая в своей решимости идти до конца.

Только сейчас он понял, сколько внутренней силы в этой женщине, больше, чем у многих мужчин. Но знала ли об этом сама Хизер?

Внезапно решившись, он отбросил в сторону одеяло и, не обращая внимания на свою наготу, поднялся с кровати. Быстро скатал лежащий на полу ковер и сдвинул его к дальней стене. Потом решительно шагнул на середину комнаты.

– Иди-ка сюда.

Хизер стыдливо прикрылась простыней и посмотрела на него с таким выражением, как будто он лишился рассудка.

– Нечего на меня так смотреть, – спокойно сказал Дамиан. – Ты хотела научиться танцевать, так вот пришло время попробовать.

Лицо Хизер исказилось от боли.

– Дамиан, я же сказала тебе, что не могу…

– Вчера вечером ты ехала верхом на Зевсе, так?

– Да, но… с тобой, – она запнулась. – Я же ехала не одна.

Дамиан приглашающе протянул руку:

– Но ведь и сейчас ты будешь не одна, верно?

Он говорил мягко, но твердо, а полный нежности взгляд буквально притягивал Хизер.

Она откинула простыню и встала на пол. Странное чувство нереальности происходящего охватило ее. Казалось, все это происходит не с ней, а с кем-то другим. Хизер бросила взгляд на лежащий в кресле халатик и нерешительно потянулась за ним.

– Он навряд ли тебе понадобится, дорогая, – остановил ее Дамиан. – Здесь нет публики. – Он взял ее за руку, и она почувствовала, какие у него сильные и горячие пальцы. – Между прочим, несколько минут назад ты была не так скромна, как сейчас.

– Но я же не стояла нагишом посреди комнаты! Дамиан оглядел ее с головы до ног откровенным взглядом и сообщил:

– Так-то оно так, однако, то, что я вижу, мне очень даже нравится.