Обреченная на корону - Виктория Холт Страница 41

Я печально поглядела на Маргариту. Мне было понятно, что причиной ее крушения явились неспособность понять взгляды других и полная уверенность, что она всегда права. Несчастная!

— А тебя, детка, отец толкнул в эту схватку ради достижения собственных целей. Душой ты, я знаю, была с Йорками... из-за этого мальчишки... маленького герцога. И теперь, как ни странно, твое заветное желание исполняется. Ты юная, а я старуха. Но я была в твоем возрасте. Знаешь, что пятнадцать лет мне сравнялось за месяц до свадьбы с Генрихом? Я приехала в Англию. Красивой, здоровой, веселой. Тогда меня приветствовали на улицах Лондона. Моей эмблемой была маргаритка. Их выставляли повсюду. Генрих очень гордился мною, и я была им довольна. О, как тревожно девушке встречаться с мужем, которого она ни разу не видела. Даже сознание, что муж — король великой страны, не уменьшает ее страха. Генрих был очень любезен, очень добр. Я думала, что буду самой счастливой на свете.

— Понимаю, — сказала я.

— Кардинал Бофорт... он был моим другом... потом герцог Суффолк, который привез меня сюда и заслужил мое доверие с самого начала. Мне казалось, я нашла в Англии добрейшего мужа и добрейших друзей. Почему все пошло не так?

Я могла бы предложить свою догадку. Все пошло не так, потому что Генрих был слаб и унаследовал дедовское безумие; потому что она сама стремилась властвовать над окружающими; потому что была надменной, неопытной, притом иностранкой; и потому, что к трону рвались Йорки.

— Люди терпеть меня не могли, — продолжала Маргарита. — Им ненавистны повелители не одной с ними крови. Говорили, что Генрих неспособен зачать ребенка, и что я очень дружна с Суффолком. Намекали, что Суффолк — отец моего сына. Гнусная ложь! Они готовы были сказать, что угодно, лишь бы опорочить меня. Я их ненавидела.

— Ненависти, — сказала я, — было слишком много.

— Жизнь жестока. Когда родился ребенок, я была очень счастлива... совершенно уверена, что все будет хорошо. Генриха ненавидели меньше, чем меня. Он был очень кротким, добрым, терпеливым, но, правда, любил учение больше власти. Ему хотелось быть ученым. Как бы счастлив он был в монахах... или в священниках — хотя многие священники кажутся мне столь же честолюбивыми, как прочие люди. Однако Генрих был обречен с рождения. И когда нам предоставлялась возможность... его охватило безумие. Представляешь, он даже не знал, что у него появился сын! Не знал несколько месяцев.

— Знаю, — ответила я. — Вы мне рассказывали. Не говорите об этом. Выбросьте из головы. Не думайте о том, что мучит вас.

— Это запечатлено у меня в памяти. Я не могу об этом забыть. И не могу поверить, что больше не увижу моего Эдуарда, Я растила его сильным...

Я содрогнулась, вспомнив, что он потребовал обезглавить пленных и вместе с матерью наблюдал казнь. Несчастный ребенок! Несчастная Маргарита! Она сделала его таким, каким он был, а каким он был, я толком не поняла. Знаю только, что замечала в нем жестокость и мысль о браке с ним приводила меня в ужас. Я могла лишь радоваться своему избавлению, но мое избавление являлось для нее горем.

— Я никогда не забуду Хексхем, — сказала Маргарита. Бессмысленно было пытаться отвратить ее мысли от прошлого, а поскольку я была рядом, она испытывала неодолимую жажду вести речь об ужасающих событиях в своей жизни. — Там мы потерпели страшное поражение. На поле битвы властвовал враг. Генрих бежал. Он не любил битв и стремился скрыться от них при первой возможности. Я осталась там с моим сыном... еще малышом. И знала, что враги убили б его, попади он им в руки. Он был еще ребенком, но уже представлял для них угрозу. Был наследником трона и всю жизнь являлся бы соперником Йорков. Для них он был важнее Генриха. Генрих никогда не был настоящим правителем, но умри он, законным королем стал бы мой сын. Враги убили бы его при первой возможности. Что нам оставалось делать? У нас не было солдат, не было даже лошадей. Я схватила мальчика за руку и побежала с ним к лесу.

— Куда вы держали путь?— Я не имела понятия. Мне только хотелось увеличить расстояние между нами и армией Йорков. Итак, мы бежали в лес. Я твердила себе, что мы встретим кого-нибудь, преданного Ланкастерам... и он нам поможет. Но вскоре мы наткнулись на шайку воров. Воры окружили нас. Никогда не забуду, как заблестели их глаза при виде драгоценных камней на нашей одежде. Они принялись нас грабить. Спасаясь от одной опасности, мы повстречали другую.

Я взяла ее за руку.

— Не рассказывайте, пожалуйста. Не мучьте себя.

Маргарита печально улыбнулась.

— Это все позади. И та встреча была не худшей в моей жизни. Я предпочла бы оказаться окруженной ворами в лесу, чем находиться в этой скорбной тюрьме. Тогда нам повезло, пока воры ссорились из-за драгоценных камней, я увидела возможность бежать. Схватила Эдуарда за руку, и мы нырнули в лес. Деревья были густыми, частыми, и вскоре мы скрылись.

— Вы освободитесь из тюрьмы, — сказала я.— Вот увидите. Ваш дух силен, его не сломить. Разве не всегда было так?

— Но теперь я старуха, и заботиться мне не о ком.

— У вас есть дом... отец. Вы его любите. И встреча с ним доставит вам радость.

Маргарита кивнула.

— Да... это так. А тогда в лесу нам посчастливилось. Вскоре мы столкнулись еще с одним грабителем. Он не походил на тех — это был рослый мужчина с довольно благородным лицом и вежливыми манерами. Изгой. Я представила ему Эдуарда. Сказала: «Это сын вашего короля. Спасите его». Я пошла на риск, и выражение лица этого человека странно изменилось. Он был тронут то ли моей просьбой, то ли красотой и достоинством мальчика. Сказал: «Следуйте за мной» — и повел нас к хижине, где жил вместе с супругой. Они накормили нас и вывели в безопасное место.

— Кто же это был?

— Некий джентльмен, сторонник Ланкастеров. Из-за войны он лишился дома и состояния, поэтому вынужден был вести жизнь изгоя в лесу.

— Вдохновляющая история, — сказала я. — Хорошо, что вы мне ее рассказали. Она не вселяет в вас новых надежд?

— Утешаешь меня, — заметила Маргарита. — Скажи, как тебе позволили навестить столь опасную узницу?

— Может, вас не считают опасной.

— Будут считать до конца моих дней.

— Видимо, герцог Глостер упросил короля, он знал, как мне хотелось повидаться с вами.

— Запомню, — сказала она. — Это скрасит мои черные дни.

— Раз так, я вдвойне рада, что приехала.

Продолжая стискивать мою руку, Маргарита сказала:

— Странная штука жизнь. Ко мне приехала дочь человека, которого я много лет считала злейшим врагом. Ты единственная, кто мне посочувствовал и пришел меня подбодрить.

— Вы же установили с ним дружеские отношения.

— То была не дружба. Он мстил тому, кого возвел на трон и кто не оправдал его надежд. Я это понимала. И хотела использовать его месть в своих целях. Дружбой тут и не пахло.