Шелк аравийской ночи - Николь Фосселер Страница 41

Майя сидела на простой, узкой веранде бунгало и читала. Октябрь не принес прохлады, но погода стала терпимее, и Аден вдохнул сухой, теплый воздух без прежней обжигающей, влажной духоты. Нежный бриз обдувал с моря лагерь, и сидеть под тенью крыши было очень приятно. Утром, едва Ральф покидал бунгало, Майя выносила на улицу стул и брала в руки одну из книг, которые к тому времени уже прибыли, или шла через лагерь на побережье, где снимала обувь и гуляла, утопая в песке и гальке, позволяя волнам гладить босые ноги под подобранной юбкой. В такие моменты Аден казался ей пусть и не дружелюбным, но хотя бы немного менее враждебным, она не страдала от навязчивого безделья – эти часы чем-то напоминали увеселительную прогулку на далекий морской берег. Но даже в самые самозабвенные часы Майя не могла почувствовать себя беззаботно – мешали угрюмые отвесные скалы по бокам или за спиной, от них некуда было деться.

Майя не подняла глаз, когда рядом со скрипом остановилась повозка. Она уже не замечала звуков лагеря, где каждый день царило оживление, кто-нибудь приезжал или уезжал. Только заслышав приближающиеся шаги, мужские шаги, Майя подняла голову, и ее сердце взволнованно затрепетало. Но виду она не подала, лишь медленно захлопнула книгу, обняла ее двумя руками и встала, сохраняя выражение напряженной сосредоточенности, с которым читала.

– «Джейн Эйр», – вполголоса прочитал Ричард вместо приветствия, слегка наклонив голову, чтобы разобрать тисненные золотом буквы на корешке книги под локтем Майи. – Весьма переоцененный роман.

Майя инстинктивно крепче прижала книгу к груди и слегка подалась назад.

– А мне нравится, – отрезала она.

– Еще бы, – лицо Ричарда оставалось бесстрастным. – Чувствовать собственную отчужденность и внутреннюю преграду, куда ни беги, не принадлежать никому и ничему – это знакомо нам обоим, – его губы растянулись в насмешливую улыбку. – Или тебя так очаровал мистер Рочестер?

У Майи вспыхнули щеки. Ну почему Ричард всегда видел ее насквозь? Она резко перевела тему:

– Зачем ты приехал?

Какое-то время он молча смотрел на нее, и его голос прозвучал печально, почти ласково, когда наконец он сказал:

– Ты точно так же стояла передо мной, когда я увидел тебя впервые, в кабинете твоего отца. Помнишь? Ты прижимала к груди книгу и смотрела исподлобья, пока я не присел на корточки, оказавшись на уровне твоих глаз, и не спросил, что у тебя за книга. Сколько тогда тебе было лет? Восемь? Девять?

– Семь, – прошептала Майя дрогнувшим голосом, и ей показалось, что сейчас она задохнется от внезапно нахлынувших слез светлой грусти и тоски по дому. – Мне было семь.

Он умоляюще протянул к ней руку, тем самым жестом, которым тянулся за той, другой книгой, и с тем же самым взглядом.

– Мир? Я хотел показать тебе другой Аден, он тебе еще, наверное, незнаком, но будет интересен.

Как и тогда, она с детской нерешительностью вывернула ногу, прежде чем, вопреки осторожности, позволить любопытству одержать победу над здравым смыслом. И быстро кивнула, как в тот раз, когда еще маленькой девочкой она приступом взяла незнакомого студента и повела его показывать свои сокровища, в которые они сразу так глубоко погрузились.

Они молча сидели рядом, пока запряженная пони повозка, нанятая Ричардом вместе с извозчиком, везла их к краю кратера – снизу можно было разглядеть возведенные на скалах стены старых водосборников. Майя в молчании сопровождала Ричарда вверх по бегущей за домами тропе, по давно остывшим потокам лавы, сверкающим и антрацитово-черным, покрытым в некоторых местах красноватыми пятнами, словно камни заржавели в соленом воздухе Адена. Крутой путь был явно различим, хотя, похоже, им пользовались не слишком часто.

Звуки города стихли – шум колес, цоканье и скрежет лошадиных и верблюжьих копыт, гул голосов. Словно неведомая сила унесла Майю и Ричарда прочь от крыш, башен и минаретов Адена и укрыла в каменном круге, забросила в другой мир, где их поджидали демоны, дьявол или сам Господь. Хилые кустарники, похожие на сухие ветви с коричневыми обрывками пергамента, цеплялись за каменные расщелины и трепетали на усилившемся ветру. Где-то залаяли сразу несколько диких собак и так же внезапно умолкли. Наверху царила пьянящая тишина, пленившая Майю резким контрастом с городом, лежащим под ними. Капли пота выступали на лбу, бежали по спине под платьем и нижней рубашкой, но их сразу же высушивал ветер. Как приятно вспотеть от нагрузки и впервые за долгое время вдохнуть полной грудью. Пусть в этом подъеме не было особого смысла, он стоил затраченных усилий. Но уже через несколько шагов у Майи перехватило дух – она поняла, куда ее привел Ричард. То, что снизу казалось невнятным светлым пятном среди черных скал, оказалось низкой круглой башней, к которой вела обнесенная каменной стеной дорога. Пораженная, Майя остановилась, в безмолвии разглядывая эту причудливую постройку. В ней был только дверной проем да маленькое окошко, у подножия росли каперсы с мясистыми зелеными листочками и трава с восхитительно пышными белыми цветами. Майя вздрогнула, заметив среди них выжженные солнцем кости. Человеческие кости. Берцовые, ребра, лопатку. Она испуганно глянула на Ричарда из-под развевающихся на ветру полей шляпы.

– Что это?

Он ответил не сразу, словно сперва хотел проникнуться удивительной атмосферой места, прекрасной и жестокой одновременно.

– Это Башня Молчания, – торжественно объявил он, указав на нее, и, повернувшись в Майе, продолжил: – Место погребения парсов. Они верят, что земля, огонь, вода и воздух равно священны и чисты, их нельзя осквернять телами мертвых. Парсы приносят сюда своих покойников и хоронят их, оставляя солнцу. И птицам, коршунам да воронам, – добавил он, указав на небо, где с любопытством кружили черные силуэты. – Из их клювов и когтей некоторые кости снова попадают на землю с вершины башни, где парсы оставляют умерших.

Майя содрогнулась.

– Как безотрадно – не иметь могилы, где могут оплакать близкие. – Ее пальцы сомкнулись вокруг медальона с фотографиями бабушки и дедушки, чьи могилы она посещала так часто.

– Нет, Майя, – мягко возразил Ричард, – это свобода! Стать после смерти частью круговорота стихий, что может быть прекраснее и священнее? Когда настанет мое время, я желал бы именно такой участи.