Тайна мадам Лефевр - Джулия Джастис Страница 41

Долгое время Уилл не сводил с нее глаз.

– Ты представляешь интерес для меня, – наконец, прошептал он.

От его мягкого голоса у Элоди защемило сердце.

– Милый Уилл. – Она попыталась выдавить из себя улыбку.

Их взаимное влечение не могло изменить мрачного факта. Путешествие, во время которого они были сначала настороженными заговорщиками, постепенно научившимися восхищаться друг другом, потом ставшими друзьями и, наконец, страстными любовниками, подошло к концу.

Ее глупое израненное сердце, которое должно было давным-давно лишиться способности испытывать эмоции, сжалось от боли при мысли о скорой потере Уилла. Она подавила желание придумать способ как-то продлить время.

С противоположной стороны узкой полоски беспокойного моря маячил английский берег. Элоди не из тех, кто отрицает реальность. Пришло время исполнить свою часть сделки.

Мягко оттолкнув руки Уилла, она одним глотком допила содержимое своей кружки.

– Подозреваю, что на завтра ты наколдовал появление судна и хорошую погоду в придачу. А сейчас предлагаю отдохнуть, так как вставать придется ни свет ни заря.

Встревоженный Уилл открыл было рот, собираясь возразить, но Элоди остановила, приложив руку к его губам:

– Не о чем тут больше говорить. Отдохни, Уилл. C’est presque fini [27]. Твоя миссия почти выполнена.

Отставив кружку, она быстро разделась до нательной сорочки и забралась на неровную постель, со вздохом откинувшись на подушки. В разверзшейся пустоте ее души, освещаемой лишь нежностью к Уиллу, воцарилось намерение дать показания, а дальше будь что будет.

Она бы не сумела ответить, когда приняла это решение. Возможно, во время долгих часов молчаливой скачки на север, подальше от Парижа, когда в израненном сердце прочно поселилась мысль о дальнейшей жизни без Филиппа. Она сможет отплатить Максу Рэнсли за добро, восстановив справедливость. Как человек, внезапно лишившийся зрения, она представляла себя сидящей за покрытым сукном столом в комнате для допросов министерства иностранных дел, за пределами которой для нее больше не было будущего.

– Я желаю тебе счастливой и достойной жизни, Филипп, mon ange, – прошептала она. На нее накатила мощная волна усталости, и она тут же провалилась в сон.

Испытывая невероятное утомление, Уилл забрался в кровать рядом с Элоди.

Во время их последнего разговора он хотел перебить ее, возразить, сказать, какая она уникальная и красивая женщина. Но ему еще не удалось придумать средства, способного вывести Элоди из ее нынешнего состояния. Женщина без дома, без семьи, без сына – любые его слова она восприняла бы лишь как красивые, но пустые заверения.

Он хотел признаться, что она слишком много для него значит, чтобы позволить ей принести себя в жертву ради спасения Макса. Но как она могла ему поверить, когда каждый его шаг с тех самых пор, как прибыл в Вену, был нацелен на достижение именно этой цели?

Будучи не в состоянии выразить словами или примирить борющиеся в его душе клятвы верности, Уилл обратился к Элоди на единственном языке, который его не подвел бы. Нежно развернул к себе ее податливое тело.

Она что-то сонно забормотала, когда он стал целовать ее, затем обхватила его голову ладонями и теснее прижала к себе. Он углубил поцелуй, одновременно лаская ее, а когда она целиком раскрылась перед ним, вошел в ее лоно, демонстрируя, сколь велика его привязанность к ней.

Потом Элоди задремала в его объятиях, изнуренная и удовлетворенная. Уиллу не спалось, разум раздирали противоречия. Будучи не в силах отыскать удовлетворительное решение, он снова и снова прокручивал в голове подробности их последнего разговора, как крупье рулетку.

В детстве и в годы службы в армии выживание всегда зависело от правильного, а главное, быстрого решения. Но в этот раз он с самой Вены тянул с окончательными выводами. В Париже их отношения прошли через фазу предательства и воссоединения, но и здесь он не сумел придумать, каков будет последний акт в разыгрываемой ими игре. Однако откладывать дольше нельзя, до прибытия в Англию совсем мало времени. А он до сих пор не был уверен, как следует поступить.

Максу он обязан жизнью. Элоди – он отдавал себе в этом отчет – завладела его сердцем.

Вечный скиталец, он никогда не задумывался о том, чтобы остепениться и поселиться в одном из поместий, приобретенных им в последнее время. Не помышлял о жене и детях.

У него не было дома, который он мог бы предложить Элоди, да и граф в мгновение ока положил бы конец их отношениям. А если он решит нарушить клятву, данную Максу, ради женщины, которая погубила жизнь Макса, кузенов он тоже лишится.

Уилл пожалел о том, что Макс не живет в глуши Нортумберленда, тогда у него было бы больше времени обдумать дальнейшие действия.

Ради Макса он готов пожертвовать собственной жизнью, но не хотел, чтобы это сделала Элоди. Хотя он и запрещал себе думать об этом, после нападения на нее в Карлсруэ и похищения Сен-Арно он больше не мог закрывать глаза на правду. Он влюбился в Элоди Лефевр.

Уилл не знал, чего ожидать от этого чувства, но уж точно не ерунды вроде брось-сердце-к-ее-ногам или подари-ей-драгоценности-чтобы-затащить-в-постель. Его любовь сопряжена с глубокой привязанностью, от которой воздух казался свежее, солнце ярче, а вино слаще, потому что она разделила его с ним. Чем дольше он находился рядом с ней, тем большее испытывал желание обладать ею, стать для нее единственным, удовлетворять. Потеряв ее, он разом лишился бы радости, восторга, наслаждения и уподобился бы механической кукле, шестеренки и рычажки в которой вращаются, заставляя подражать движениям живых людей, а внутри пустота.

Он просто не мог потерять Элоди.

Подобное признание ничуть не облегчило задачу. Хотя Элоди и желала его физически, она никогда не выказывала к нему иной привязанности. И все же, испытывает она к нему глубокие чувства или нет, у него не было ни малейшего желания везти ее в министерство иностранных дел давать показания. Что бы там ни говорили Армитадж и Мерлонвилль, Уилл полагал, что для нее это слишком опасно.

Вместо того чтобы оставлять ее в одном из своих поместий, а самому ехать в Лондон, выяснить, каких доказательств достаточно для восстановления доброго имени Макса, им, возможно, лучше отправиться прямиком к нему. Кузен, прекрасно разбирающийся в тонкостях работы министерства иностранных дел, сможет точно сказать, есть ли у нее возможность оправдать его, но при этом не свидетельствовать лично. С помощью письменного показания под присягой, например, которое Уилл смог бы собственноручно доставить, как только благополучно увезет ее подальше от Англии.

При этой мысли его сердце сначала забилось быстрее, потом снова замедлило бег. Он нахмурился. Если Макс сочтет, что нет иного способа восстановить его доброе имя, кроме личного выступления Элоди перед трибуналом, он может заставить Уилла так поступить. А она в ее нынешнем состоянии согласится.